— Заплутала, или как?

Над ней стоял, прислонившись к парапету, широкоплечий монах и недоверчиво взирал на Магдалену. Это был келарь — и явно в плохом настроении.

— Галерея и хор доступны только монахам. Прихожанам сюда путь закрыт, — прорычал он. — Тем более женщинам. Что тебе здесь понадобилось?

— Я… я ищу святые реликвии, чтобы помолиться перед ними. Я пешком проделала долгий путь от Боденского озера, чтобы причаститься к ним.

— Глупая женщина! — ругнулся монах. — Думаешь, мы стали бы держать святыни где-нибудь на виду, чтобы каждый мог их украсть? — Он кивнул на небольшую дверцу, за которой скрылись в сопровождении графа первые лица монастыря. — Он хранятся в Святой обители, и входить в нее дозволено очень немногим. Если тебе хочется увидеть три святые облатки, то придется подождать до воскресенья.

— А господин, который только что вошел туда с двумя вашими собратьями? — спросила Магдалена, как простодушная крестьянка. — Ему можно смотреть на сокровище?

— Граф Вартенберг? — рассмеялся келарь. — Разумеется. Будучи Виттельсбахом, он как-никак хранит третий ключ. А теперь пошла вон, пока я не прибавил тебе прыти.

— Третий ключ? — Магдалена откровенно удивилась. — Что за…

— Пошла вон, я сказал! — Монах грозно двинулся на нее. — Любопытные бабы, всех вас следовало бы вышвырнуть из церкви… Змеиные отродья!

Магдалена прикрыла голову руками и сбежала вниз. Осеняя себя крестным знаменем и набожно раскланиваясь, она скрылась наконец из поля зрения келаря.

Оказавшись на улице, женщина смачно сплюнула и выругалась вполголоса. Этот жирный немощный монах еще пожалеет, что так с ней обошелся! Что-то здесь было не так, и она в лепешку расшибется, но выяснит, кто или что скрывалось за этими странными событиями.

Магдалена плотнее закуталась в шерстяную накидку и глубоко вдохнула. Площадь перед монастырем опустела и казалась покинутой, лишь кучи камней и мешки с известью и раствором напоминали, что днем здесь шло оживленное строительство. Деревья в лесу шелестели под ветром, и на булыжную мостовую падали редкие капли.

Дочь палача двинулась было по широкому переулку к трактиру, чтобы сообщить Симону новость, но насторожилась, заслышав едва различимый звук. Он был таким тихим, что поначалу она приняла его за отдаленное пение соловья. А потом поняла наконец, что это было.

Где-то под монастырем играла мелодия.

Магдалена вздрогнула. Это звонили колокольчики. Разве не рассказывал Симон, что внутрь этого пропавшего автомата были встроены колокольчики? Она невольно вспомнила про голема, о котором говорили монахи и который якобы бродил где-то по монастырю.

Как уж Симон сказал тогда? Неодушевленное существо, в которого человек вдохнул жизнь… Но для этого необходим очень сложный обряд…

Магдалена постояла несколько секунд в нерешительности и затем решила разыскать источник мелодии. Казалось, звук шел откуда-то справа, где старая стена отделяла площадь от леса. Женщина отыскала небольшую калитку, за которой несколько ветхих ступеней спускались к тропинке, что тянулась направо вдоль стены. Слева от нее зияло отвесное ущелье, бывшее уже частью долины. Немного поодаль вырисовывались очертания часовни.

На мгновение Магдалене показалось, что мелодия вдруг затихла, но она заиграла вновь; звучала где-то впереди, тихо, но вполне различимо. Магдалена расслышала даже слабый гул и потрескивание; она остановилась и затаила дыхание. Теперь мелодия звучала совсем рядом: не впереди или позади нее, а… под ней.

Магдалена встала как вкопанная. Действительно, звук словно бы исходил из толщи Святой горы. Она поискала в полумраке расщелину или пещеру, но не нашла ничего подобного. Пока она оглядывалась, мелодия снова стала затихать, как если бы источник ее начал медленно отдаляться.

Потом что-то свистнуло у нее за спиной, и в тот же миг ей чем-то оцарапало шею. Обожгло так, словно ее укусил овод: Магдалена схватилась за ужаленное место и почувствовала под ладонью что-то мокрое. Осмотрев руку при лунном свете, она увидела кровь.

Что произошло? Уж не стреляет ли в меня кто? Но я бы услышала выстрел…

Подумать о чем-то еще не хватило времени. Снова раздался свист, и Магдалена в последний момент бросилась на землю: над ней что-то пролетело и врезалось в дерево. Теперь Магдалена не сомневалась, что в нее стреляли. Она вскочила и, пригнувшись, бросилась бегом по тропинке. Мимо нее еще раз со свистом пронеслось что-то и отбило камешек со стены, после чего дочь палача достигла калитки. Подгоняемая животным страхом, она ринулась на площадь; ей казалось, что из-за мешков, поскрипывая и разевая пасть, вот-вот появится автомат и проглотит ее. Но, развернувшись, ничего не увидела. Лишь тьма и шелест листьев за стеной.

Она пустилась по переулку и столкнулась с Симоном.

— Магдалена! — воскликнул тот с облегчением. — Я уже начал беспокоиться. Служба давно…

Только теперь лекарь взглянул на нее внимательнее.

— Господи! — прошептал он. — У тебя кровь! Что случилось?

Магдалена схватилась за шею, еще кровоточащую. Что-то рассекло ей кожу, и рана нестерпимо болела. Ворот плаща тоже пропитался кровью.

— Автомат… он… где-то под нами… — сумела она произнести, и ноги у нее подогнулись.

Страх, потеря крови и усталость взяли свое, и Магдалена потеряла сознание. Последнее, что она увидела, это как Симон склонился над ней. Рот его беззвучно открывался, точно у куклы, и где-то потрескивали гигантские шестерни.

Потом ее окутала тьма.

Вторник 15 июня 1666 года от Рождества Христова, утро, на Аммерзее

Лодку с такой силой раскачивало на волнах, что Куизль с трудом удерживал внуков, чтобы те не потонули. Несмотря на ясную погоду, над Аммерзее дул сильный ветер, взбивая пенные шапки на воде и, словно мелким дождем, забрызгивая лодку. Малыши визжали от удовольствия, при каждом удобном случае пытаясь выпутаться из крепких объятий деда и выпрыгнуть за борт.

— Ну и мучители они у тебя… Внуки?

Старый паромщик скалился и покачивал корпусом в такт движению весел. Он погружал лопасти глубоко в воду, и обветренное лицо его покраснело от напряжения. Но, несмотря на это, старик засыпа́л палача вопросами. С самого начала, когда они отплыли от Дисена, гребец не умолкал ни на минуту.

— Небось собрался высадить их в Хершинге? — спросил он насмешливо. — Или всучишь там же бродячему лоточнику?

— Если так и дальше продолжится, то я подарю их монастырю вместо толстых ангелов над алтарем. Так они хоть помолчат немного.

Куизль осклабился и усадил внуков под скамью, где малыши, давясь от смеха, начали запутываться в вонючую сетку. Петер стал играть с рыбьей головой, а маленький Пауль принялся вылавливать живых раков в корзине. Так они, по крайней мере, угомонились. Но о том, чтобы спокойно покурить во время переправы, нечего было и думать.