— Даже если он и не колдун, то по-прежнему сидит в старом подвале, — задумчиво рассуждал Фронвизер. — Значит, ночью он в тебя стрелять тоже не мог. А может, это был просто охотник, который принял тебя за отбившегося от стада зверя? Ведь было довольно темно.

— Симон, не смеши меня! Я что, похожа на кабана? — Магдалена покачала головой и вздрогнула, потому что рана снова разболелась. — Это не охотник был, а тот незнакомец! Мне иногда кажется, что ты и вправду держишь меня за сумасбродную бабу.

Лекарь улыбнулся:

— Боже упаси, и не посмел бы никогда! Но вид у тебя сейчас какой-то… ну… усталый.

— Да я уж и не помню, когда так ясно себя чувствовала! — вскинулась Магдалена. — Но если ты еще раз скажешь мне, что я больна, то я и вправду захвораю!

Однако Симон снова погрузился в раздумья и, казалось, даже не услышал ее.

— Монахи и вправду ведут себя очень странно, — продолжал он неуверенно. — Все эти разговоры о богохульных экспериментах Йоханнеса и Виргилиуса… Что они этим подразумевали? И что понадобилось настоятелю с графом и приором в часовне на ночь глядя? Так ты говоришь, что Маурус Рамбек был очень взволнован во время службы…

— Как и молодой наставник, — перебила Магдалена. — Он был весь какой-то заплаканный и получил нагоняй от приора. И этот жирный келарь сторожил на галерее… По мне, так они скрывают какую-то тайну и боятся, что про нее узнают.

— Но граф Вартенберг? — нахмурился Симон. — Как, черт возьми, связан со всем этим Виттельсбах?

— Келарь говорил, что у Вартенберга хранится третий ключ.

— Третий ключ? — Симон покачал головой, встал и потянулся. — Все становится еще запутаннее. При этом у меня здесь еще дел по горло. Эта проклятая лихорадка, она как эпидемия…

Он показал на дверь: два пилигрима как раз втащили нового больного. Одетый в льняную рубаху крестьянин был бледнее покойника, его приглушенные стоны слились с хрипами и причитаниями прочих пациентов.

— И вообще все это паломничество превращается в средоточие эпидемии! — проворчал Симон. — Мы сколько лет с твоим отцом твердим, что люди не от испарений из земли заболевают, а друг от друга заражаются! В эти дни люди тысячами стекутся в Андекс, а потом разнесут заразу по своим городам и деревням. Им бы дома молиться…

— Слишком поздно, мастер Фронвизер. Теперь можно позаботиться лишь о том, чтобы они вернулись здоровыми.

Симон обернулся и увидел Якоба Шреефогля: он нес на руках больного ребенка. По лбу мальчика катились бусинки пота, глаза были закрыты.

— Родители считают, что достаточно будет помолиться сотню раз и пожертвовать свечку, чтобы ребенок выздоровел, — выругался советник. — К счастью, мне удалось уговорить их хотя бы на время обедни передать мальчика под вашу опеку. Просто стыд какой-то!

Он осторожно положил мальчика на соломенный тюфяк в углу низкого строения и устало улыбнулся лекарю.

— Всякий раз, когда я вижу больных детей, вспоминаю, как вы вылечили тогда мою маленькую Клару. Надеюсь, что и этому мальчику вы сумеете помочь. Каждый ребенок есть дар Божий.

Молодой советник снял с пояса и бросил лекарю звенящий мешочек.

— Вот, возьмите. Вообще-то я собирался пожертвовать деньги на большую свечу и новую исповедальню, но решил, что здесь монеты принесут куда больше пользы.

— Спа… спасибо, — пробормотал Симон и взвесил мешочек в ладони. В нем было не меньше тридцати гульденов. — Я испрошу у настоятеля разрешения купить на них лекарств и чистого белья.

Шреефогль отмахнулся.

— Лучше займитесь этим сами. У настоятеля сейчас других забот хватает. Слухи об этом ужасном убийстве разошлись по всей округе. Кроме того, по монастырю якобы бродит какой-то оживленный автомат… Если Маурус Рамбек не примет мер, то к празднику здесь соберется стадо запуганных овец. — Он подмигнул Магдалене, и она приподнялась в постели. — Но, зная вас, могу предположить, что вы и так знаете гораздо больше моего.

— Если мы что-нибудь выясним насчет убийств, то вы узнаете об этом первым, обещаем. — Магдалена потянулась в последний раз и встала. Ее немного пошатывало, но в целом она казалась здоровой. — А теперь прошу простить нас. Мне хотелось…

Она резко замолчала, когда на лицо ее легла тень. Что-то большое встало в дверях и загородило солнце. Это был широкоплечий мужчина в черном плаще и с посохом в мозолистых руках, а голову венчала шляпа, скрывающая лицо. Гигант наклонился и осторожно поставил на пол двух маленьких ребят, которые с визгом заковыляли к Магдалене.

— Я так смотрю, и Пауль наконец ходить выучился, — пробормотал палач. — Давно пора. Я уж думал, он до турецкой пасхи будет, как червяк, по дому ползать.

— Господи, отец! — крикнула Магдалена и бросилась к детям, которые на ней тут же повисли.

Она рассмеялась с облегчением. Во всем этом переполохе женщина и думать забыла про письмо, которое еще вчера отправила через посыльного в Шонгау. И теперь, когда отец и дети оказались рядом, она почувствовала, что теперь все обернется к лучшему.

— Маму не убейте там, сорванцы, — проворчал палач и с наигранной строгостью пригрозил пальцем. — Чего доброго, задушите еще. Никто и не поверит, что до этой минуты они с меня не слазили.

— Маму даже лучший в мире дед не заменит.

Симон с улыбкой подошел к тестю и протянул руку. Когда Куизль пожал ее, лекарь почувствовал, как в пальцах что-то хрустнуло. Сила палача не переставала его изумлять.

— Хорошо… что вы приехали так быстро, Якоб, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Правда, мы думали, что без детей…

— От вас и такого можно ждать, — резко перебил его Куизль. — Оставить больной бабушке двух крикунов, а самим прохлаждаться где-нибудь… Не выйдет, пусть Магдалена сама присматривает за своими сорванцами.

— Мама заболела? — Подняв детей на руки, Магдалена с обеспокоенным видом подошла к отцу. — Но почему ты тогда…

— Так мне что теперь, бросить друга в беде? — Палач угрюмо отмахнулся. — К тому же там, как мне кажется, ничего серьезного. Всего лишь дурацкий кашель, им половина Шонгау сейчас мучается. Я хотел остаться, но… — Он замолчал на мгновение, а затем продолжил резко: — Мать твоя упрямая до чертиков! Она меня чуть ли не пинками погнала, когда узнала про Непомука.

— Непомук? Друг? — Шреефогль все это время молча стоял рядом с Куизлями и теперь растерянно взглянул на палача. — Боюсь, я не совсем понимаю. И вообще, Якоб, что вы делаете в Андексе? Или палач решил податься в паломники?

— Хм… это долгая история, господин советник, — вмешалась Магдалена. — Я все расскажу вам в другой раз. А пока у меня к вам просьба.

— И какая же?

Магдалена показала на хрипящих и ноющих больных:

— Не могли бы вы один часок присмотреть за пациентами Симона? Нам нужно кое-что обсудить с семьей.