Я не сомневался: храбрости ему не занимать и, если нужно, он без колебаний пожертвует ради нас своей жизнью. Впрочем, сейчас мне требовалось от варана нечто менее возвышенное и более практичное, чем героическое самопожертвование. А конкретно: всего один сильный рывок. Примерно такой, какой неоднократно проделывал на моих глазах Физз, ловя пастью бабочек и колибри. Ради этого рывка он и был привязан в моторном отсеке, а не где-то еще. И привязан не к чему попало, а за стартовый рычаг Неутомимого Трудяги.

Это и была моя подстраховка на случай, если наша встреча с Кавалькадой обернется провалом. Остановленный на уклоне «Гольфстрим» не мог вызвать у дона Балтазара подозрения. Все без исключения перевозчики предпочитали ставить груженые бронекаты именно так, поскольку это ускоряло последующий старт. Однако ни один наш брат не стал бы трогаться с места сразу на второй передаче без крайней нужды. Конечно, со стороны это смотрелось эффектно, когда стальной монстр бросался вперед, выбрасывая из-под колес фонтаны земли. Но ничего хорошего любовь к подобному куражу не сулила. Велика была вероятность повредить трансмиссию, нарушить укладку груза и просто расшибить себе лоб, не устояв на ногах при таком рывке.

Вот только боялся ли я в настоящий момент всех этих бед? Мы топтались безоружными напротив четырех кабальеро, и жить нам оставались считаные секунды. Однако ни Физз, ни «Гольфстрим» нас не подвели. Варан прекрасно справился со своей задачей, а поставленные заблаговременно на вторую передачу, шестерни коробки скоростей не рассыпались при резком старте, хотя для нашего старичка-буксира такие выкрутасы были давно противопоказаны.

Я не видел отсюда привязанного в моторном отсеке ящера. Но раздавшийся под брюхом бронеката скрежет и удар сцепившихся между собой огромных шестерней подтвердил, что Физз меня расслышал. А все, что последовало вслед за ударом, стало для наших врагов неприятным сюрпризом. Вместо того чтобы пустить нам кровь, гвардейцы попадали с ног и с воплями покатились кубарем по палубе мимо нас, трюмного люка и мачты.

То же самое, по идее, должно было случиться с нами. Но, во-первых, мы были готовы к толчку и успели ухватиться за борт, а во-вторых, годы жизни на шаткой палубе бронеката – это о чем-то да говорит. И опыт наездников, способных сутки напролет проводить в седле галопирующего рапидо, здесь был для кабальеро не помощник. А рванувший с места «Гольфстрим» взметнул из-под колес шквал пыли и камней, щедро обдал ими окруживших нас гвардейцев и помчался вниз по склону, разгоняясь все быстрее и быстрее.

И это было только начало разразившегося затем вокруг нас кровавого хаоса…

Гвардейцы не сомневались, что мы схвачены, и потому без опаски разъезжали перед бронекатом, даже не подозревая, что он может внезапно взять и покатиться с горы. Сколько всадников вместе с лошадьми угодило под колеса, пока кабальеро не сообразили, что стряслось, и не пришпорили рапидо, убираясь с нашего пути? Если судить по испуганному конскому ржанию, жутким воплям и хрустяще-чавкающим звукам, жертв оказалось не меньше десятка. Мне было недосуг пялиться по сторонам, но я не мог не заметить, как колесные шипы моментально окрасились кровью и покрылись ошметками человеческой и конской плоти. Несколько секунд, и по количеству отнятых гвардейских душ я сравнялся, а может, даже превзошел Убби Сандаварга. Какая, право слово, чудовищная гримаса фортуны! Но куда деваться? Выбор невелик: или мы – их, или они – нас.

Носиться по наклонной палубе нам тоже было не впервой. Пока свалившиеся на нос буксира кабальеро подбирали оброненные шпаги и пистолеты, нам предстояло сделать кое-что важное, раз уж мы твердо решили не дать себя прикончить. Склон, по которому катился буксир, не изобиловал поворотами и серьезными препятствиями, поэтому неотлучное мое присутствие у штурвала не требовалось. Крикнув Гуго, чтобы он бежал к себе в отсек – боец из де Бодье был аховый, а вот переключить надсадно воющую коробку скоростей на повышенную передачу сейчас не помешало бы, – мы с Малабонитой метнулись к лебедке. Поднять трап следовало во что бы то ни стало. У кабальеро хватит ловкости вскочить по нему на борт даже верхом на лошадях. Что эти ублюдки и собирались вот-вот предпринять. Из учиненного нами хаоса и толкотни уже выделилось несколько всадников, чьи намерения прорваться на «Гольфстрим» были более чем очевидны.

Подъем сходней занимал примерно полминуты, и за это время один сноровистый гвардеец решил показать нам свое мастерство джигитовки. Когда трап закрылся всего на треть, этот кабальеро подвел под него своего рапидо, затем быстро взобрался на седло с ногами и, балансируя на галопирующем коне, ухватился за лебедочную цепь. После чего повис на ней, а конь помчался дальше без седока.

Ему оставалось лишь прошмыгнуть в сужающуюся щель между трапом и бортом и, выхватив шпагу, атаковать ближайшего противника. То есть меня. Однако не успел прыгун выпустить из пальцев цепь, как ему в лицо со всего маху врезался конец длинной штанги, лежащей доселе поблизости в штабеле запчастей. Вовремя завидев угрозу, Долорес схватила первое подвернувшееся ей под руку оружие и одним ударом вышибла кабальеро половину зубов. Тот сорвался с цепи и, кувыркаясь, полетел наземь. Где удача в последний миг все же улыбнулась акробату, чудом не дав ему угодить под колесо бронеката.

Трап поднялся, отрезав врагам путь на «Гольфстрим» и оставив нас наедине с четырьмя разъяренными гвардейцами. Они уже стояли на ногах и, стараясь удержать равновесие, начали взбираться вверх по наклонной палубе. Дотянуться до нас шпагами они еще не могли, а вот пристрелить из пистолетов – запросто. Так что даже неприцельные выстрелы кабальеро представляли для нас большую угрозу.

– Прячься, дура! – крикнул я Малабоните. Войдя в раж, она метнула в гвардейцев свое импровизированное копье и, ни в кого не попав, кинулась было к штабелю запчастей за новым. Однако я грубо схватил Долорес за руку и потянул в противоположную сторону – к мачте. Только за ней мы могли худо-бедно укрыться от выстрелов.

Я ожидал, что они посыплются на нас дождем, но в мачту ударила всего пара пуль, после чего Уртадо велел своим бойцам прекратить стрельбу.

– Бить только по цели! – криком предупредил он их, пока те не израсходовали впустую оставшиеся пули, коих у них в запасе было не так уж много. – Вперед, compaceros, прикончим этих мерзавцев, как приказал команданте!

– Вот паскудство! – выругался я, осторожно выглядывая из-за укрытия. Гвардейцы, попрятав пока шпаги в ножны и взяв пистолеты на изготовку, осторожно, шаг за шагом, шли в наступление. – Не подстрелят, так зарубят! Не эти, так те!

Я указал на скачущих за «Гольфстримом» всадников. Судя по грозному конскому топоту и вздымающемуся за нами шлейфу пыли, дон Риего-и-Ордас бросил в погоню всю свою армию. Хороший переполох мы учинили, слов нет.

– Надо открыть люк! – предложила Малабонита. – Глупо держать взаперти такое оружие, когда оно нам позарез необходимо.

– Да ты в своем уме, женщина?! – ужаснулся я. – Мы четыре дня заманивали это чудовище в трюм и едва не погибли, запирая его там! Как думаешь, кого оно сожрет первым, когда вырвется наружу: нас – предателей – или вон тех ни в чем не повинных перед ним парней?