она не вела к фольклорно-мифологической «энтропии», к повсеместному распространению одинаковых сюжетов и образов.

Сказанное относится к двум-четырем последним тысячелетиям до начала европейских контактов. Однако ранее плотность населения в Америке или Сибири была значительно ниже. В эпоху первичного освоения этих территорий человеком она могла быть даже ниже, чем у аборигенов Австралии в XVIII в. Но здесь следует помнить о другом важном факторе ― дальних миграциях, перемещении людей на значительные расстояния. В Америке 11,5-16 тыс. лет назад пути миграции тянулись на тысячи километров. То же касается американской Арктики на протяжении последних пяти тыс. лет и, вероятно, северной Евразии после резкого потепления климата в конце плейстоцена. Вместе с людьми, в их головах, переносились на дальние расстояния фольклорно-мифологические сюжеты и образы. Через многие десятки веков этнографы обнаружили похожие мифы и сказки там, куда лежащие в их основе сюжетообразующие мотивы попали в подобные эпохи рассеивания.

Приведем аналогию из физики. Микроволновое излучение, приходящее к нам из разных областей космоса, имеет одинаковую температуру (около 3 градусов по Кельвину), хотя за время существования нашей вселенной (13,7 млрд лет) обмен информацией между ее удаленными областями осуществиться не мог. Из этого делается вывод, что к моменту установления теплового равновесия вселенная была намного меньше, чем сейчас, и что реликтовое излучение несет информацию о времени около 300 тыс. лет после Большого взрыва. «Вселенная» индейской мифологии некогда также была маленькой, располагаясь скорее всего в Берингии. После заселения индейцами Нового Света в племенных мифологиях Южной и Северной Америки сохранилась информация, отражающая взаимные контакты в пределах относительно небольшой и компактной предковой общности.

Как и большинство аналогий, подобная параллель не вполне, однако, точна. Наша физическая вселенная имела точечный источник возникновения и первоначально была действительно однородной. С индейскими мифологиями по-другому: у них было минимум два разных источника. Это еще не значит, что Америку заселяли две генетически совершенно разные популяции: культура не зависит от генов, а мы сейчас говорим именно о культуре. Тем не менее если бы все аборигены Нового Света являлись потомками расселившихся и размножившихся представителей одной-единственной культурно однородной группы людей, то мифологии Нового Света должны были быть более похожи одна на другую, чем в действительности. За тысячелетия последующего развития региональные особенности возникли бы, но от наборов мотивов, известных в Евразии и Океании, все американские региональные наборы отличались бы примерно в равной степени. На самом же деле отдельные региональные мифологии Нового Света обнаруживают параллели в разных, далеких друг от друга областях Старого Света. Именно в этом состоит главная интрига, связанная с изучением фольклора американских аборигенов, и в этом же ― один из ключей к проблеме их происхождения.

* * *

Если взять наудачу две точки в пределах обитаемой суши и сравнить мифологию и фольклор соответствующих территорий, то какие-то общие мотивы наверняка найдутся. Даже у индейцев Амазонии и берберов Марокко, чьи повествования максимально далеки друг от друга географически и сюжетно, похожие образы и эпизоды встречаются. Доказать, что такие единичные параллели не случайны, что они отражают исторические связи, невозможно. Другое дело, если речь идет о распространении целой серии общих мотивов на данных и только на данных территориях. Тогда предположение об их едином источнике выглядит оправданным. В некоторых случаях достаточно одного, но очень специфического, сложного сюжета, содержащего ряд ярких характерных подробностей и эпизодов. Вероятность независимого параллельного возникновения даже сложных конструкций никогда не будет нулевой, но практически она все же крайне мала. В подобных случаях легче предположить, что сходство обусловлено древними миграциями и контактами.

Уже первые попытки обработать статистические данные по мифологии и фольклору всего Нового Света, предпринятые нами в конце 1990-х гг., показали, что в Америке представлены два главных комплекса мотивов. Расширение базы данных и включение материалов Старого Света лишь подтвердили подобный вывод. Более того, две максимально различные американские группы мотивов оказались не чем иным, как местными вариантами двух таких же групп в пределах Евразии.

Первая группа была названа индо-тихоокеанской, поскольку она представлена в пределах индо-тихоокеанской окраины Азии (дравиды, мунда и тибето-бирманцы Индии, народы Индонезии, Индокитая и пр.), в Австралии, Океании и Америке. В наиболее чистом виде (максимум характерных для нее мотивов и минимум мотивов, характерных для противоположного комплекса) этот набор мотивов зафиксирован в Меланезии, особенно на Новой Гвинее. Набор мотивов в Южной Америке, к востоку от Анд, с новогвинейским практически совпадает. Вторая группа была названа континентально-евразийской или североевразийской. Она лучше всего представлена от Восточной Европы до верховьев Амура с максимумом концентрации свойственных ей мотивов в Восточной и Южной Сибири и Монголии. В Северной Америке, особенно на Великих равнинах и в пределах Среднего Запада, мотивы, характерные для данного комплекса, также обильно присутствуют, хотя здесь они сочетаются с мотивами южноамериканско-меланезийского круга.

Сказанное не надо понимать таким образом, что индейцы Амазонии и папуасы Новой Гвинеи рассказывали одни и те же мифы. Во-первых, речь идет о мотивах, а не о сложных повествованиях. Во-вторых, помимо двух главных комплексов мотивов, существуют и другие. Их распределение по континентам отражает другие тенденции, позволяет реконструировать иные процессы, в том числе и относительно недавние. Но первое, ведущее, основополагающее разделение именно таково: с одной стороны ― Северная Евразия, с другой ― индотихоокеанский мир.

Какие же причины могли подобную тенденцию породить? Первое приходящее в голову объяснение ― природно-хозяйственные основания. Северный комплекс сформировался у охотников-собирателей холодной и умеренной зоны, южный ― у древних земледельцев тропиков и субтропиков. Объяснение это можно смело отвергнуть, поскольку некоторые факты ему явно противоречат. Достаточно сказать, что в Северной Америке наибольшая «примесь» южноамериканских мотивов содержится в мифологиях восточных эскимосов-инуитов. При чем тогда земледелие? Также и охотники-собиратели Австралии: у них намного больше мотивов, общих с земледельцами-папуасами, нежели с сибирскими или североамериканскими охотниками и рыболовами. Кроме того, мотивов, непосредственно отражающих формы хозяйства, в нашей базе данных немного, а при статистической обработке мы их вообще исключали из рассмотрения.

Второе объяснение состоит в том, что различия в наборе мотивов между отдельными континентами ― результат исторически случайных и относительно недавних процессов. Можно предположить, что первоначально наборы мотивов в Южной и Северной Америке различались лишь незначительно. Однако постепенно, в силу обмена информацией между соседними группами людей и при отсутствии такого обмена между обитателями Северной и Южной Америки, различия увеличивались. Чтобы объяснить появление различий между мифологиями в пределах Нового Света, подобного предположения, может быть, и достаточно. Оно, однако, не дает ответа на вопрос, почему Меланезия сходна с Амазонией, а юг Сибири ― с Великими равнинами