Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10.45. На столе. Там же, когда пришел Йокельтон, находилось письмо. Возможно, письмо было прислонено к пузырьку. Каргейт якобы упомянул об этом Рейксу и пожаловался, что письмо переложили.
10.45 (или сразу после). На столе. Каргейт упомянул, что пузырек совсем рядом с табакеркой (рассказ Йокельтона о разговоре с Каргейтом).
11.30 (или чуть раньше). На подоконнике, когда вышла срезать розу на клумбе, – мисс Нокс Форстер.
11.30. На подоконнике, после того как проводил викария. Этикеткой к Каргейту – Рейкс.
11.39 (примерно). Каргейт поворачивает пузырек – Рейкс.
12.00. На подоконнике. Этикеткой к окну – Харди Холл.
15.30. На правой половине подоконника. Этикеткой к окну – Макферсон.
17.00. Подоконник. Этикеткой к окну. Снова Харди Холл.
Фенби тихонько присвистнул. Торопливость? Или невероятная беззаботность, непостижимая уверенность, что причиной смерти будет признан сердечный приступ? Инспектор обратился к только что присланному медицинскому заключению.
Вне всяких сомнений, признаки смерти соответствовали сердечному приступу – однако соответствовали и отравлению цианистым калием. Если бы не образец табака, добытый доктором Гардинером, смерть признали бы естественной, но теперь дело принимало другой оборот… Фенби понял, что мысли растекаются, и вернулся к работе. Он надеялся, что остальные страницы будут так же полезны, как и уже заполненные.
На листах 3 и 4 содержались короткие заметки о передвижениях мисс Нокс Форстер и Рейкса. Не успев даже проглядеть скудные листочки, Фенби понял, что по Йокельтону листочка нет вообще. Не считая визита в Скотни-Энд-холл, время викария не было расписано, а ведь от дома священника до усадьбы недалеко идти. Фенби достал блокнот и на новом листке написал: «Дальнейшие вопросы», а ниже появилось: «1. Передвижения Йокельтона, остаток дня». Дальше, слабо нажимая на карандаш, словно сомневаясь, Фенди добавил: «2. Проверить, мог ли Макферсон доехать из Ларкингфилда и обратно в начале дня». Затем инспектор вернулся к листам 3 и 4.
Отчет о передвижениях мисс Нокс Форстер был краток и точен: «9.45. Библиотека. Пишет под диктовку письма. 10.45. Уходит из библиотеки. Печатает. Занимается цветами. 11.30. В холле. Беседует с Каргейтом и Рейксом. Примерно в 11.32 срезает розу с клумбы перед домом. Возвращается в холл, когда Рейкс выходит. Идет в гостиную в 11.38. 12.00. В холле, когда возвращается Каргейт. Полдень. Идет с Каргейтом в сад. 13.00. Вместе с Каргейтом возвращается на обед – без заминки. Обед заканчивается в 13.45. Далее время не расписано – кроме момента, когда она забирает Макферсона в Ларкингфилде и привозит его к 14.30. 15.45. Увозит Макферсона. Почти весь остаток дня пытается понять, что не так с машиной».
В списке были пробелы, в основном – не считая промежутка от 11.30 до 11.38 – касающиеся несущественных моментов, когда Каргейт сам находился в библиотеке. Фенби отложил листок и вернулся к информации по Рейксу.
Здесь все было просто. Существовали расхождения в отношении восьми минут, когда Каргейт и Йокельтон смотрели на осиное гнездо. Рейкс, например, не слышал, как мисс Нокс Форстер выходила за розой. Конечно, можно принять версию самого дворецкого: шаги женщины заглушались шумом от его собственных движений, когда он ходил по столовой и накрывал на стол.
Далее, мисс Нокс Форстер думала, что это Рейкс выходил через дверь в столовую для слуг, а Рейкс сказал, что, когда он проходил в дверь, мисс Нокс Форстер была в гостиной. Рейкс наверняка прав, поскольку сама мисс Нокс Форстер говорила, что заходила в гостиную. Фенби заново просмотрел записи и вскоре нашел объяснение. В дверь в столовую для слуг в дальнем конце холла выходил не Рейкс; дверь закрывалась за миссис Перриман, которая звала Рейкса, но ответа не получила. Это же объясняет и то, почему кухарка осмелилась позвать Рейкса, несмотря на возможное недовольство мисс Нокс Форстер. Миссис Перриман знала то, чего не знал Рейкс, – а именно, что мисс Нокс Форстер в тот момент в холле не было.
Прояснив это, Фенби благополучно добрался до обеденного времени. Перо застыло. Потом инспектор записал на листок «Дальнейшие вопросы» только одно слово в качестве третьего пункта – «умывание». Поставил рядом знак вопроса и продолжил изучать, как провел вторую половину дня Рейкс.
Фенби расстроился, обнаружив, что между записями «14.30, впускает Макферсона» и «16.30, подает чай» другой информации нет. Хватало данных о том, что было в 16.30, но до этого времени – ничего. Непонятно даже, почему именно Рейксу пришлось впускать Макферсона, раз уж мисс Нокс Форстер привезла его и могла бы проводить в библиотеку к Каргейту. Возможно, мисс Нокс Форстер осталась в гараже, чтобы заняться машиной, а торговца марками перепоручила заботам Рейкса?.. Догадка была настолько вероятная, что Фенби даже не стал ее записывать как вопрос номер четыре.
Вместо этого инспектор начал рассматривать, какой у каждого был мотив убить Каргейта. В том, что некто совершил благое деяние, похоже, соглашались все, кроме Рейкса, но одно дело считать, что человеку лучше умереть, и совершенно другое – решиться на убийство.
Убийство как благое деяние. Гамлет, например, счел убийство своим долгом; поквитавшись со своим дядей, он, похоже, ждал, что все сочтут это проявлением неизбежного правосудия, и оскорбился бы, услышав намеки про унаследованное королевство. Если оставить в покое беллетристику, была Шарлотта Корде – и ее неизменно считали героиней. Так что идея, пожалуй, не такая уж новая и безумная. Фенби искренне надеялся, что она не получит широкого распространения. Если у Шарлотты Корде появятся подражатели в частной и в общественной жизни, Скотленд-Ярду придется туго.
А если дело вовсе не в этом, то в чем? Допустим, кто-то не столь человеколюбив, как пытается изобразить? Взять хотя бы Макферсона. Зацикленный на марках и воспринимающий все, даже монограмму на табакерке, через призму филателии, он готов любой ценой защищать свое сообщество. И несомненно, существование достаточно умелого жулика представило бы реальную угрозу для коллекционеров и торговцев. Может быть, Макферсон считал жулика ядовитой змеей, которую нужно истребить при первой возможности?
Впрочем, тогда возникает множество вопросов. Первое: Каргейт жулик – или жертва обмана? Если Каргейт мошенничал, действительно ли Макферсон не мог это доказать? Публично объявить о нем – значило бы частично вырвать клыки у гадюки; но только частично. Хотя к любой марке, вышедшей из его рук, знающие люди будут относиться с подозрением, все равно никто не поручится, что Каргейт не стал просто ничего не ведающим посредником. И все же, чтобы оправдать столь радикальный поступок, как убийство, следует предположить, что Макферсон оказался в промежуточном состоянии – морально убежденный, он не имел доказательств, которые можно предъявить миру.
Однако вполне вероятен и противоположный мотив; жулик не Каргейт, а Макферсон. В таком случае наличие подделок в коллекции Каргейта легко объяснимо: их поставил сам Макферсон; Фенби вспомнил, что Каргейт действительно предполагал такое в случае с ирландским блоком десятишиллинговых марок без акута.