– Вы не позволите мне оставить коллекцию марок у себя? – спросил Фенби, когда мисс Нокс Форстер ушла.

Лей задумался.

– Извините, вынужден отказать вам. Понимаете, я несу ответственность за его собственность – видимо, перед государством.

– Боитесь, украду? – Фенби даже потерял учтивость.

– Просто так не положено, я говорю с профессиональной точки зрения. Кроме того, если там есть подделки, вы можете попасть в неловкое положение. Вдруг кто-нибудь заявит, что марки подменили вы.

Фенби вздохнул. Опасения выглядели нелепыми, и он готов был взять на себя риск, – но если юрист заявил, что говорит с профессиональной точки зрения, то переубеждать его, как знал инспектор по опыту, пустая трата времени. Когда позже он допрашивал Макферсона, вышла небольшая заминка: хотя для дела это не имело значения, Фенби решил уточнить состояние шестипенсовой желто-зеленой сент-винсентской марки, которая какое-то время пролежала, касаясь клеем смеси табака и (возможно) цианистого калия. Клей, по словам Макферсона, был реставрирован. Выходит, если бы не случай, что Макферсон лизнул наклейку, а не саму марку, мог погибнуть другой человек, причем немедленно, а не на следующее утро. Хотя переклейка марки могла уничтожить крупицы постороннего вещества, попавшие на клей, что-то все же могло остаться. Фенби помнил, что наклейка не закрывает всю обратную поверхность марки.

– Я рассчитывал, – Блэйтон нерешительно подступал к утомительной для него теме филателии, – избавить суд от необходимости рассматривать события того дня, не только начиная с пяти вечера, но и почти на час раньше. Поскольку установлено, что примерно в 15.45 определенная марка находилась недолго в табакерке – позже я объясню, каким образом это получилось, – после определенных затруднений именно эту марку удалось получить и подвергнуть анализу.

В коллекции Генри Каргейта было не меньше дюжины, как мне сообщили, шестипенсовых марок, выпущенных на острове Сент-Винсент; для тех из нас, кто не коллекционирует марки, все они одинаковы, или почти одинаковы. Зато опытный филателист, находящий удовольствие в деталях, углядит различия, благодаря которым одна марка стоит несколько шиллингов, а другая – много фунтов.

Упомянутая марка, по злосчастному совпадению, была наиболее ценной. По словам специалистов, обратись вы к торговцам марками, которые выпускают, пожалуй, самый общепризнанный каталог в Британии, они запросили бы с вас за эту марку сто десять фунтов. Однако марка – хрупкий предмет, и мистер Лей, как душеприказчик Генри Каргейта и в определенном смысле доверенное лицо государства, по условиям вверенного ему завещания настойчиво требовал – вполне справедливо, могу отметить, – чтобы ценный предмет не был поврежден, поскольку ему говорили (и специалисты твердо придерживаются этого мнения), что если хотя бы часть клея удалить с обратной поверхности марки или чуть повредить бумагу, на которой марка напечатана, то ценность марки снизится – и не слегка, а на пятьдесят процентов, а то и больше, даже если поверхность марки, которая для нас с вами только и имеет значение, останется неповрежденной. С трудом верится; но меня убедили, что это правда.

Блэйтон сделал паузу, чтобы дать усвоить сказанное, и продолжил:

– Я всего лишь поясняю, почему мистер Лей не мог позволить с профессиональной точки зрения полного и тщательного обследования марки – на которое в других условиях согласился бы, – пока ему не предъявят очень веских доводов, на каком основании этот кусочек бумаги ценой в сто десять фунтов подвергается риску. А в то время подобных доводов привести было невозможно.

И в дальнейшем, надо признать, не появилось жизненно необходимых причин подвергать марку более скрупулезному исследованию. В противном случае мы знали бы определенно, что цианистый калий смешали с табаком до 15.45, а я утверждаю, что так оно и было; но поскольку мне достаточно доказать, что яд не мог быть добавлен в табакерку после 17.00, то я и не слишком огорчен, что полное исследование так и не провели.

Тем не менее мистер Лей все же дал согласие на проведение некоторых анализов; в частности, подробно была исследована марочная наклейка – маленький кусочек прозрачной липкой бумаги, с помощью которой марка вклеивается в альбом. Специалист, проводивший исследование, расскажет вам, что, по его мнению, на ней обнаружены следы цианистого калия. Если так – а специалист подтвердит вам, что таковая вероятность весьма высока, – нам не обязательно изучать, что происходило после 15.45.

Следовательно, господа присяжные, у нас есть четыре интервала времени: несколько минут примерно в четверть двенадцатого утра, еще несколько – с 11.30 примерно до 11.38, длинный период с полудня до четверти второго (в этот период, как я объяснял, для нас важны только пять минут сразу после часа дня и пять минут перед 13.45) и четвертый – час после половины четвертого.

И этим четырем периодам соответствуют – пусть и приблизительно – четыре человека.

Добросовестный и методичный Фенби неоднократно убеждался, что записать события на бумагу – значит в большой степени прояснить ситуацию.

Судя по всему, такой подход мог бы принести пользу и в деле Генри Каргейта, поскольку все грозило свестись к исследованию деталей, поиску противоречий и, несомненно, к тщательному анализу.

Инспектор достал блокнот и на нескольких листках поставил заголовки, потом начал тщательно проглядывать зафиксированные показания и каждое переносил на соответствующий листок. Благодаря тактичности инспектора, все причастные с радостью подпишут документ, содержащий факты, которые Фенби счел имеющими отношение к делу.

«Положение табакерки» – гласил первый заголовок. Постепенно лист заполнился собранной по этому поводу информацией – примерное время и свидетель. Получился такой список:

В десятичасовой записи обнаружилось небольшое противоречие со стороны или мисс Нокс Форстер, или скорее Рейкса; впрочем, табакерку могли двигать, а потом поставить на место. Фенби пока оставил этот пункт и перешел ко второму листку.