Тот опыт, который у меня был, подходил отнюдь не всегда и не везде. Происхождение и XVII век диктовали свои правила. Ну и психологической разрядки еще никто не отменял. Раз уж я оказался в детском теле, то решил позволить ему брать иногда верх. Чтобы переклина в мозгах не случилось. И, кстати, после активных игр я действительно чувствовал себя лучше. Нужно было сделать скидку на то, что организму требовался отдых, и перегружать его не следовало.

Якоб искренне радовался, что я взялся за ум, но и мои забавы он одобрял. Видимо, желал, чтобы его наследник был всесторонне развит. Самому герцогу детьми было заниматься недосуг, матушке тоже (хотя безобразно баловать она нас успевала), а планомерно заниматься самообразованием способен далеко не каждый ребенок.

Разумеется, существуют гении, но гением я быть никогда не хотел. Даже в своей прошлой жизни. Из детей-гениев исключительно редко вырастает что-нибудь стоящее. Чаще всего, их дар перегорает с переходным возрастом. И это на самом деле очень страшно – когда тебе всего семнадцать, а все великое и замечательное, что с тобой могло случиться – уже случилось. Все твои взлеты, фанфары и восторженные фанаты – уже в прошлом. И в лучшем случае такой ребенок становится одним из многих. А в худшем – его жизнь слишком рано прерывается. Исключения, разумеется, случаются – гениальность Моцарта с возрастом только расцвела, но таких уникумов за всю историю можно пересчитать по пальцам.

Именно поэтому я старался разумно подходить к совершенствованию своего детского тела. Как умственному, так и физическому. Уроки, которые у меня были, ничем не отличались от тех, что были у моих ровесников из других высокопоставленных семей. А те дополнительные занятия, которые я сам для себя находил, компенсировались активным отдыхом, музыкой и живописью. Клавесин, который притащили в эту дыру, так и остался без моего внимания, а вот на гитаре я частенько играл. Не пел, нет. Именно играл, вспоминая все то, что успел выучить за свою жизнь.

Иногда я жалел, что не проявил усердия, и мое обучение в музыкальной школе накрылось медным тазом. Но с другой стороны – у меня была замечательная мальчишеская жизнь с друзьями и дворовыми играми. А гитару я освоил позже, когда мне захотелось. И с возрастом полюбил классику, самостоятельно разучивая сложные произведения. А может это на меня так повлиял старый американский фильм «Перекресток» 1986 года. После него я и загорелся научиться играть на гитаре. Финал фильма, где в результате состязания дар нечистого проигрывает мастерству, заработанному тяжким, долгим трудом, произвел на меня неизгладимое впечатление. Помню, когда я, наконец, сыграл «Венецианский карнавал» так, что получил одобрение профессионала, то долго ходил надутый от гордости.

Вот и сейчас наше путешествие, пусть даже совмещенное со стрельбой из разных видов оружия, было неплохим развлечением, позволяющим отдохнуть от уроков. Мне нравилось и ездить верхом, и фехтовать, и охоту я, что называется, «распробовал». Тратить на нее все свое свободное время, разумеется, не стал бы, но пожалуй, стоит как-нибудь повторить. Нашей добычей стал приличного размера кабан и еще здоровая кошка, напоминающая рысь, но явно превосходящая ее в габаритах. Никогда таких не видел. Наверное, перестреляли к XXI веку.

Между прочим, водились в курляндских лесах и другие весьма интересные зверьки. Например, я с удивлением узнал, что пушниной славна не одна только Россия. И что местные охотники вполне могут добыть и норку, и горностая, и ласку, и куницу. У меня прям руки зачесались. Сами шкурки интересовали меня постольку поскольку, а вот зверьки – очень даже. Не слышал, чтобы в Европе XVII века их разводили, а это довольно прибыльное дело. Особенно если знать, как его правильно вести. А я, к счастью, имею приблизительное представление, поскольку у моих друзей был подобный бизнес. Небезуспешный, кстати.

Для начала можно организовать нечто типа зоопарка. Ну, развлекается наследник герцога, любит хищных пушистых зверушек. А отработав методику на нескольких экземплярах, можно продемонстрировать Якобу плоды трудов и заинтересовать перспективой. Не сомневаюсь, он оценит. А уж как оценит матушка соболиную шубу! Несмотря на то что пушные животные в Курляндии все еще водились, мехов было недостаточно, и их покупали у соседей. А если дело пойдет, мы сможем сами торговать с Европой. До появления «зеленых» еще далеко. И меха еще долго останутся любимым приобретением знатных и богатых людей.

Сделав очередную пометку в своей записной книжке (лучшая бумага, ручной переплет, личный заказ), я отправился на боковую. Завтра предстоял очередной ранний подъем, тренировки и смена маршрута. Мои сопровождающие, как ни странно, нисколько не возражали по этому поводу. То ли получили от отца соответствующие инструкции, то ли самим было интересно. Не сомневаюсь, что при первом же удобном случае герцогу будет отправлено соответствующее письмо, но будем надеяться на лучшее. Да здравствуют авантюры и авантюристы!

…Ровно через двое суток я мог сказать себе самому только одно цензурное слово – размечтался! Вот прямо лежат сокровища тамплиеров и дожидаются, когда же их найдет какой-нибудь умник. А о том, что мои предки участвовали в перепрятывании и трате денег храмовников – не подумал. И ведь знал же, знал, что первый герцог Курляндии Готхард Кетлер был последним магистром Ливонского ордена, а нигде не щелкнуло в голове! Тамплиеры, конечно, не раскрыли собратьям всех своих секретов, но уж частью-то точно поделились!

Однако все мои догадки и семейные предания, которые я слышал от учителей и которые больше походили на сказки, поблекли перед действительностью. Оказалось, что мой отец был с инспекцией неподалеку и, получив письмо о моих действиях, решил со мной встретиться. И поговорить по-взрослому, приоткрыв кое-какие тайны рода. Вот это, я вам скажу, была эпопея! С тайными знаками, убийством свидетелей, взаимными клятвами и замурованными драгоценностями. Если переработать материал, то получится прекрасное дополнение к той книге, которую я пишу.

Как выяснилось, догадался я правильно – казна у тамплиеров была не одна. Часть сокровищ решено было спрятать в одном из неприступных замков, переименованного в Гольдинген (хранилище золота). Его комтур обладал неограниченной властью, имел собственную армию и мог объявлять войну без санкции магистра. Первым хранителем сокровищ был назначен Арно де Бетанкур, который неожиданно превратился в Арнольда Фитингхофа. А всего-то французская фамилия «Betencoure», была переведена на немецкий как «Vieh im Hof».

После Ливонской войны Готхард Кетлер не видел возможности сохранить орден независимым и передал представителю Речи Посполитой, князю Радзивиллу, атрибуты власти ордена, получив взамен корону герцога. Управлял Готхард Курляндским и Пардаугавским герцогствами, но вассал есть вассал. И как только полякам захотелось, они подгребли под себя Пардаугаву с замками Мариенбург и Вильянди. Так что из замков с сокровищами[2] у Кетлера остался лишь Гольдинген. А в Кулдигском замке, кстати, родился мой отец.