— А случилось-то что?

— Да вот шла по лестнице, сердце прихватило, она и упала. Хорошо ребята с пятого этажа вниз бежали, увидели, ну и вызвали…

— А она одна жила? — как бы невзначай поинтересовался Шаров.

— Одна… Дочка ейная эту квартирку ей прикупила, а сама с мужем в Москве живет… — Старушка вдруг замолчала и подозрительно прищурилась на Николая. — А вам-то какое дело?

— Да по поводу убитого соседа поговорить с ней хотели, — ответил он. — Может, вы что-нибудь знаете или она рассказывала?

Пенсионерка насупленно молчала. Владимир вытащил удостоверение. Она придирчиво изучила его и пожала плечами:

— Нет, не говорила она ничего такого, а сама я в соседнем доме живу.

— А не «такого» говорила? — не унимался Шаров.

— У нас своих забот полно, чтоб еще и о чужих судить, — сварливо ответила достойная подруга Анны Осиповны и, стуча клюкой, с максимально возможной скоростью пошла прочь.

— А куда повезли? — крикнул Николай.

— Не докладывали…

Воронцов несколько секунд смотрел ей вслед, потом обернулся к Шарову:

— Езжай-ка в больницу, наверняка она здесь единственная, — решил он. — Узнай все подробности. А я, пожалуй, наведаюсь к Иволчеву, поговорю с соседями. Там и встретимся.

— Н-да-а-а, неспроста соседка упала, — похоже, Шаров абсолютно не сомневался в том, что с Анной Осиповной случился не обычный сердечный приступ. — Кто-то поспешил ее убрать после нашего вчерашнего посещения. Видно, слышала что-то или подглядела.

Ответ Воронцова звучал не так уверенно:

— Возможно.

— Только выживет ли она? Сможет ли говорить?

— Вот и поторопись. Встретимся через час.

Но встретиться им пришлось значительно раньше. На полпути к дому бывшего сокурсника его застал звонок Шарова:

— Умерла Анна Осиповна, — грустно сообщил стажер. — Прямо в «скорой»… Я их как раз догнал на светофоре… Вскрытие, конечно, все точно покажет, но мне врач сказал, скорей всего, никакой это не сердечный приступ, а от травм скончалась, от тех, что получила, когда с лестницы падала.

— Ясно. Давай приезжай сюда. Возвращаемся в Москву.

* * *

В столице существует только два места, где есть хоть какая-то призрачная надежда найти старинные планы Гейдельбергского замка. Первое — это отдел редких книг библиотеки Университета, где собраны рукописи и архивные материалы десяти столетий: западноевропейские инкунабулы[15]и славянские первопечатные книги, а главное — изобразительные материалы — гравюры, старинные планы, документы. Второе — библиотека Академии художеств. Большую ее часть составляют монографии, альбомы и научные издания по изобразительному искусству, архитектуре, истории и теории искусства, в том числе книги на иностранных языках. Гордостью библиотеки является фонд уникальных изданий: зарубежные и отечественные книги и журналы XVIII–XIX веков по искусству, коллекции редких книг.

Дотошные библиотекари смогли-таки откопать записки Шарля де Гремберга с полным описанием руин, а главное — план первого этажа здания дворцового комплекса

Полдня проведя в бесплодных поисках, Наталья вынуждена была признать, что задача, казавшаяся в теории такой простой, оказалась практически невыполнимой. В библиотеке Университета слыхом не слыхали о планах старинного немецкого замка. То есть сам факт их существования никто не отрицал, но утверждали, что в России найти их невозможно. Германисты и археологи тоже не в силах были помочь — никто не слышал о работах, посвященных старинным планам Гейдельберга, оставшихся руин с лихвой хватало для любых научных исследований.

В Академии дело обстояло несколько лучше. Сюда надо было отправиться в первую очередь, тем более что у нее практически свободный допуск в эту святая святых искусствоведческой мудрости. Она оказалась права. Дотошные библиотекари смогли-таки откопать записки Шарля де Гремберга с полным описанием руин, а главное — план первого этажа здания дворцового комплекса. Вот только в записках ничего не говорилось о расположении внутренних помещений, а план был сделан в двадцатом веке. Спасибо, конечно, и за это, но…

«Но раз уж я все равно здесь, — решила Наталья, — зайду-ка к профессору Соколову. Может быть, он сможет что-нибудь посоветовать». Она отправилась на факультет теории и истории изобразительного искусства.

Ей повезло. Петр Вениаминович оказался на месте.

Увидев любимую ученицу, профессор расцвел.

— Ну-с, с чем нынче пожаловала? Снова ищешь пропавшие шедевры?[16]

— Скорее, спасаю копии, — отозвалась Наталья и в очередной раз начала рассказывать о развалинах.

Соколов слушал не прерывая, но казалось, история его не очень интересует.

— Было бы жалко потерять такой замечательный бренд, — закончила она свое повествование.

— Вообще-то, замок — это укрепленный частный дом феодала, поэтому он должен постоянно перестраиваться в соответствии с новыми фортификационными требованиями, — сухо заметил Петр Вениаминович. — То же самое происходило и с Гейдельбергским замком. Буквально со дня основания он все время реконструировался. Какой именно замок собирался воссоздать этот любитель романтики?

— Честно говоря, не знаю, — призналась Наталья. — Вряд ли свинарники, коровники и склады или другие хозяйственные постройки.

— Вот и я так думаю. Но какой бы вариант ни брался, восстановить замок в первозданном виде сейчас физически невозможно. Достоверной информации нет. Можно только более-менее точно воссоздать фасады.

— А почему бы не воссоздать фасады, а внутри — современная «начинка»?

— Как ты себе это представляешь? Сразу же возникают проблемы. Например, с освещенностью: стена толщиной два метра, а в ней — маленькое окно. Приспособить старое здание под новую функцию крайне проблематично и очень дорого.

— Но ведь воссоздали же с нуля храм Христа Спасителя или Старый город в Варшаве?..

— …А еще Фрауэнкирхе[17]в Дрездене и так далее. Во-первых, там речь идет о научной реставрации. Согласись, это не одно и то же. Во-вторых, за каждым таким проектом стоит некая идеология — желание компенсировать ущемленное национальное достоинство, любовь к отеческим гробам или еще что-то. Это хотя бы понятно, но зачем восстанавливать Гейдельбергский замок на российской почве — я не знаю.