двух забулдыг, склонившихся над сточной канавой. Завидев полицейского, они бросились на утёк. Бежать за ними не было смысла и страж порядка, достав медный свисток, дал длинную трель, означавшую, что кто-то скрывается бегством. Подойдя к тому месту, где только что возились оборванцы, городовой увидел лежащего вниз лицом человека в испачканной, но дорогой одежде. Из его левого уха шёл частично подсохший, кровавый след. Перевернув незнакомца, он понял, что тот мёртв. Об этом говорили зрачки, застывшие в предсмертном взгляде, и отсутствие пульса. Мертвец, судя по всему, следил за собой. Его усы были нафиксатуарены, а бородка подстрижена. Полицейский обыскал тело, но ни бумажника, ни портсигара, ни документов не нашёл. Бродяги обобрали покойного, оставив лишь карточку отеля «Херсон» в боковом кармане. «Неужто это и есть факир, найденный студентом? Но кто притащил его сюда? И зачем?» — мысленно рассуждал городовой.

Неожиданно перед глазами полицейского вырос дворник в шароварах, фартуке поверх рубахи, сапогах и картузе.

— Явился по свистку, как и предписано, — отрапортовал он.

— Молодец, Евсей, хвалю. Дуй наверх в управление. Скажи, что у театра-варьете труп обнаружен. Кажись, это магнетизёр заезжий, что в «Херсоне» поселился. Я пока тело покараулю. А то его уже подзаборники успели обчистить. Шакалы.

— Я мигом, Матвей Егорыч! На горку — и там!

— Давай, поторопись!

II

Судебный следователь по важнейшим делам[38] Николай Васильевич Славин был худ, пил капли «Аппетитные», но никак не поправлялся. Он имел рост без двух вершков три аршина и производил впечатление человека, от которого окружающие всегда ждут неприятностей. Впрочем, от этого он нисколько не страдал, а скорее наоборот, научился извлекать выгоду, напуская на подозреваемых страх и вгоняя их в безмолвный трепет. Только вот сидящий перед ним молодой человек, доставленный на допрос, глаз от сурового взгляда следователя не отводил, слушал вопросы внимательно и отвечал на них не торопясь, взвешивая каждое слово.

Закончив с формальной стороной протокола, Николай Васильевич перешёл к сути дела.

— Как и при каких обстоятельствах вы оказались рядом с гостиницей «Херсон»?

— Прежде я хотел бы выяснить, по какому праву меня подняли с постели среди ночи?

— Это я велел вас срочно доставить.

— Я догадался, — усмехнулся Ардашев. — Думаете, я не смогу подготовить жалобу на ваши действия? Смогу, поверьте. И без присяжного поверенного обойдусь. И уйдут они в две инстанции: одна — председателю окружного суда, другая — товарищу прокурора.

— Думаете напугали?.. Да хоть самому Зиссерману пишите![39] Я всякое и всяких видывал… А вам бы следовало проявить здравомыслие. Убит известный человек. И меня тоже вызвали нарочным. Городовой передал мне бумажку. — Он придвинул к Ардашеву половинку измятого листа и, стукнув по ней ребром ладони, спросил: — Видите? Тут указаны ваши данные. И что ж, после этого прикажете утра дожидаться, чтобы не тревожить сон столичного студента?

— Именно так. А то, что вас разбудили — правильно. Такова ваша планида. Вам за беспокойство жалованье платят, а мне — нет.

— Гонору-то у вас хватит на весь Преображенский лейб-гвардии полк, — покачав головой, заметил Славин. — Я повторяю вопрос: Как и при каких обстоятельствах вы оказались рядом с гостиницей «Херсон»?

— Гулял.

— Один?

— Нет, со мной была барышня.

— Имя, фамилия и адрес проживания девицы?

— Анна. Приехала погостить к родственникам. У них она и живёт. Это всё, что мне о ней известно.

— Где вы с ней познакомились?

— На сеансе господина Вельдмана. Она была испытуемой. После выступления я намерился прогуляться и, встретив её, предложил показать город. Анна не здешняя. Так получилось, что мы вместе ехали в одной коляске из Невинки в Ставрополь. И Вельдман тоже был с нами, он сидел рядом со мной, а Анна напротив. Но тогда я не общался с ней и только на сеансе узнал её имя, когда она представлялась гипнотизатору.

— Где находилась эта барышня, когда вы обнаружили труп?

— Рядом со мной.

— А потом куда она делась?

— Я не знаю. Вероятно, испугалась и ушла.

— Странно.

— Ничего странного не вижу. Девушкам свойственно бояться трупов, крови и крыс.

— Попрошу вас не пускаться в обсуждения моих слов. В этом нет надобности.

— А я, в свою очередь, не понимаю, что изменилось бы, если бы эти же вопросы были бы мне заданы завтра, то есть уже сегодня, но несколько позже.

— Не вашего ума дело, как вести следствие, — изрёк Славин и, вонзив в Ардашева острый взгляд, спросил: — У вас есть оружие?

— Охотничье.

— А другого не было?

— Нет.

— Насколько хорошо вы знали покойного?

— Почти не знал. Во время концерта он шепнул мне, чтобы я заглянул к нему в уборную после выступления.

— Зачем?

— Как я понял, он хотел сообщить мне что-то важное касательно убийства доктора Целипоткина.

— А вам какое до этого дело? — сузив глаза, осведомился следователь.

— Никакого, — усмехнулся Ардашев, — если не считать, что именно я указал полиции причину смерти доктора, обнаружив воск на оконных шпингалетах и скобах, которые судебный следователь II участка не изволил даже осмотреть. Уж не ваш ли это участок?

— А не много ли вы на себя берёте? — играя желваками на скулах, зло спросил Славин.

— Прошу и этот вопрос занести в протокол, — спокойно парировал Ардашев. — И ответ не забудьте упомянуть, а он будет таков: странно, что моя помощь полиции вызывает раздражение у судебного следователя.

— А вы наглец.

— Потрудитесь и эту реплику записать.

— Обойдусь без ваших указаний, — прошипел чиновник. — Мне решать, что вносить, а что — нет… Опишите вашу беседу с господином Вельдманом после сеанса.

— А никакой беседы не было. Вернее, она не успела состояться. В уборную ворвался какой-то скандалист по фамилии Уланов. Он стал возмущаться, что в его выкупленной ложе сидела жена полицмейстера. Естественно, Вельдман, не имевший к этому никакого отношения, попросил незваного гостя покинуть комнату. Но тот так толкнул гипнотизатора, что последний вылетел в дверь и упал. Понятно, что Вельдману было не до разговора со мной. К тому же, по его словам, он должен был ехать на частный сеанс к дочери генерала Попова. Между тем он попросил меня зайти к нему на следующий день.

— С этим разобрались. А теперь я должен буду допросить вас как свидетеля по делу о смертоубийстве врача Целипоткина. Я хотел бы знать, по какому праву и на каких основаниях вы рылись в бумагах доктора, а также осматривали его кабинет? Подумайте над ответами, а я пока закончу оформлять первый протокол…

Ардашев молчал и смотрел в открытое окно, через которое в следственную камеру проникала вечерняя прохлада. В чёрном небе висели звёзды. Они казались такими большими