– Педро Мария, – оживленно объяснила Долорес, – лучший поэт-драматург Латинской Америки. Я играла одну его пьесу в Лиме, но самого его никогда прежде не встречала. Для меня это огромное удовольствие!.. Правда огромное, Педро Мария! Я так давно об этом мечтала.

К большому удивлению и недовольству Фонтена, Долорес решительно направилась к длинному американскому автомобилю Кастильо. За ней последовал Овидий Петреску. Хотя Тереза Лопес была очень оживленной и веселой, Гийом долго молчал. Он никак не мог пережить разочарование: «Почему она так поступила?» Потом ему пришло в голову, что она, разумеется, просто хотела избежать пересудов. Он обратился к спутнице:

– Что вы скажете о Кастильо?.. У нас поэты не ездят на «кадиллаках».

– В Колумбии, – объяснила Тереза, – не все поэты достигают уровня Кастильо, но все пишут стихи, в том числе и владельцы «кадиллаков». Мой муж Мануэль пишет сонеты, мой отец писал стихи, я тоже иногда пишу, наш друг Педро Мария одновременно и великий поэт, и банкир.

– Раз он банкир, то понятно, откуда у него такая машина, – сказал Мануэль Лопес, который сидел рядом с шофером и слышал разговор. – Машина и все остальное… В доме у Педро Марии много картин, он интересуется искусством.

– А еще он живо интересуется танцовщицами, – добавила Тереза.

– Прямо какой-то Барнабу,[42]– сказал Фонтен.

– Нет, – отозвался Мануэль, – Кастильо.

Автомобиль выехал из города, и Тереза показала огромную дикую равнину, которая простиралась вокруг, ровная и гладкая, как спокойное море:

– Посмотрите, это саванна!

– Как будто озеро.

– Это и было озеро. Согласно индейской легенде, в те времена, когда луна была влюблена в солнце, однажды она заревновала. От досады решила убить всех мужчин и пустила на землю во́ды, чтобы они слились в огромное озеро. Это длилось много веков, пока однажды не явился некий дух, он собрал все воды, расколол скалу и через водопад, который мы с вами сейчас увидим, опустошил озеро, так образовалась саванна.

Тереза говорила по-французски даже лучше, чем Лолита.

– Но как вам, живя в вашей стране, удается так хорошо выучить французский?

– Я воспитывалась в монастыре Сакре-Кер, а Мануэль учился во французском лицее… Мануэль собирается переводить на испанский Валери.

– Не всего Валери, – сказал, повернувшись к ним, Мануэль, – только «Кладбище у моря» и несколько коротких стихотворений.

Дорога начала петлять между крутыми горными склонами, поросшими лесом. Это напоминало бы альпийские пейзажи, если бы не маленькие кактусы, которые придавали подлеску довольно экзотический вид. Внезапно перед ними открылись высокие скалы и каньон с крутыми, отвесными стенами. Вдалеке послышался шум падающей воды, и взору Фонтена предстал деревянный домик посреди леса, прямо на краю пропасти.

– Вот здесь мы и будем обедать, – сказал Мануэль, – но сначала пойдем взглянуть на водопад.

Подъехала вторая машина, следовавшая за ними на расстоянии двухсот метров. Из нее вышла сияющая Долорес и направилась прямо к Фонтену. Издалека она дружески подмигнула ему, и дурное настроение, одолевавшее его всю дорогу, мигом улетучилось. Она взяла его за руку и увлекла к решетчатым перилам, забрызганным пеной:

– Гийом, идите сюда. Это так красиво.

Потом, когда они оказались довольно далеко от остальных, она воскликнула:

– Cómo te quiero!

Водопад казался живым. Со всех сторон били струи воды, они устремлялись вперед, истончались, словно дерзкий наконечник стрелы, затем умирали. Это было похоже на фейерверк, пущенный с небес на землю. Падающая вода была бледно-желтая, слегка золотистая, а пар, что поднимался из ущелья, расплывался мглистой лиловатой бахромой.

– Об этом водопаде есть легенда, – сказала Долорес. – Говорят, что это воплощение женщины.

– В этой воде есть много от женщины, – согласился Фонтен, – грация и безумие.

– Ты считаешь, что я безумна, любовь моя?

– Самая грациозная и самая безумная, – ответил он.

К ним присоединились остальные гости. Лопес повел Фонтена взглянуть на надпись у подножия водопада:

«Dios omnipotens dame me licencia de volver a ver esta maravilla de mundo»

– Вы понимаете, месье Фонтен?

Повернувшись к Долорес, Гийом перевел:

– «Господь всемогущий, позволь мне еще раз увидеть это чудо света».

Все воскликнули: «Браво!» Лолита сморщила носик, а Петреску, наблюдавший за ними, возвел глаза к небу. Обед прошел очень весело. Педро Мария Кастильо не знал французского, но Фонтен с помощью обеих женщин пытался говорить по-испански.

– Будьте осторожны! – серьезно сказала Долорес Терезе. – Скоро он будет понимать все.

Петреску дал сигнал к отъезду. Он настаивал, чтобы перед лекцией Фонтен отдохнул хотя бы час. Долорес предложила Петреску ехать в машине министерства, с Мануэлем, а Фонтен сел в «кадиллак» с женщинами. Дорога назад была чудесной. Долорес и Тереза пели, то по очереди, то вместе. Они играли, как две кошечки, сидя по обе стороны от сияющего от радости Фонтена. Но его радость омрачилась, когда по прибытии в гостиницу Долорес спросила:

– О чем ты будешь говорить сегодня, Гийом?

– О том же, о чем в первый вечер в Лиме.

– Это то, что я уже слышала? – уточнила она. – Тогда я составлю компанию Педро Марии, который все равно ничего не понял бы.

Они стояли возле машины. Она заметила, как изменился в лице Фонтен, и потянула его за руку:

– Не обижайся, querido… Мне нужно поговорить с Кастильо… В театральном мире он человек очень влиятельный… Мы увидимся в «Гранаде» сразу после твоей лекции. Потом поужинаем у доньи Марины и вернемся к тебе. Ладно?

– Ладно, – ответил он, изображая хорошее настроение.

Он был угнетен. Утром, ожидая Лолиту, он добавил пару абзацев к тексту своей лекции, которые для нее одной имели бы двойной смысл. Что делать? Настаивать, чтобы она пошла с ним? Вокруг было слишком много посторонних. К тому же имеет ведь она право заняться своей карьерой!

После лекции ему с большим трудом удалось отбиться от приглашений на ужин. Он сделал вид, что плохо себя чувствует и выбился из сил. «Это из-за высоты», – объясняли со всех сторон, и каждый счел своим долгом предложить лекарство или доктора. Наконец он освободился, отослал несчастного Петреску, который умирал от беспокойства за своего подопечного, и один вернулся в «Гранаду». Проходя мимо бара отеля, он увидел со спины изящную фигурку Лолиты и массивную Кастильо, они сидели у стойки на высоких табуретах. Удивленный и недовольный, он приблизился к ним и услышал, как Лолита говорит по-испански (Фонтен, увы, все понял):