Коснулся пальцем «Карты города», и на экране появилась карта с домами, названиями улиц. Мое местонахождение обозначалось зеленой пульсирующей точкой. И как найти адрес или объект? Я дважды кликнул по экрану — карта пропала. Снова развернул ее, почесал в затылке. В чем секрет? Ткнул в правый угол — опять карта свернулась. В левый — то же результат.

— Позвольте, — проговорил подошедший пионер, коснулся черной полосы внизу, и на ее месте появились буквы. — Вводите, они будут прямо сверху карты.

Впервые в жизни я чувствовал себя дремучим дедом, которого пионер переводит через улицу. Я ввел: «Рынок», и на карте от остановки прочертилась синяя линия, ведущая к точке с надписью «Колхозный рынок № 1 имени товарища Сергея Антонова».

Рынок был номер один, что подразумевало и другие, но других не было. И я поспешил к этому, единственному.

Навстречу шла молодая женщина с огромной коляской для близнецов, и я сместился к стоянке, откуда отъезжал «запорожец» — такой же, как у Ирины Тимуровны, но не серый, а красный. Взгляд выхватил лежащую на земле монету.

Я коршуном спикировал на нее, поднял: десять рублей! Почти такие же монеты номиналом один рубль были в бабушкиной копилке, где на реверсе Владимир Ильич указывал направление в светлое будущее. На этой десятке, на реверсе, был символ Молдавии, тьфу ты, Молдавской ССР: памятник Стефану Великому. Конечно, здесь не обошлось без денежной реформы, раз курс, судя по зарплате майора милиции и стоимости смартфона, примерно один местный рубль к десяти российским в моем мире.

Интересно, десятки на мороженое хватит? Безумно захотелось пломбира из детства за двадцать копеек. Когда денег было совсем мало, я покупал лимонное или фруктово-ягодное в картонном стаканчике.

В продовольственном магазине все было по-современному, включая изобилие товаров: стеклянные витрины, холодильники с минералкой, винный шкаф.

Последний я изучил с пристрастием, потому как к концу той жизни все чаще стал предпочитать вино всем остальным алкогольным напиткам. Не то чтобы я был снобом — Алена хорошо в вине разбиралась и научила отличать достойные образцы от шмурдяка.

В старом Союзе в силу возраста я не мог оценить качество и выбор алкоголя. Если верить профессионалам, выбор был, хоть и скудный. Но мало кто разбирался в вине, покупали, что под руку попадется, чаще сладкое и полусладкое, которое редко бывает высшего класса, и чаще всего просто не замечали шедевры под изобилием «Солнцедаров» и портвейнов «777», то бишь «три топора», которые по идее пить нельзя без риска потерять печень.

В этом Союзе выбор был отменным. Правда, никаких известных итальянских, испанских и французских марок. Но, как показа история, и наши вина мало им уступали, если подойти к процессу производства со знанием дела.

Линейки разные: были как самые простые столовые вина, так и выдержанные премиум-класса. Особенно порадовал выбор сухих, причем белые и красные были представлены в равных пропорциях, когда в старом Союзе красные сухие вина, которые к тому же очень полезны, народ не признавал.

Заметил грузинскую «Хванчкару» — любимое вино Сталина — и «Киндзмараули» с «Алазанской долиной», украинские «Оксамыт Украины» и «Шабский рубин», и молдавские «Рислинг» с «Каберне», и болгарские «Медвежья кровь» с «Солнцем в бокале». Как и в старом Союзе, доминировало копеечное «Ркацители». Граждане презирали его, а зря, на самом деле это очень достойный сорт, и в моем мире некоторые вина, из него изготовленные, брали серебро и золото на международных конкурсах.

Будь у меня деньги, я бы выбрал вон тот красный портвейн семилетней выдержки за пятьдесят семь рублей. Сперва я ощутил его вкус — сладкий, тягучий, с оттенками изюма, кураги и ореха, а потом рот наполнился слюной. По местным меркам, пятьдесят рублей — это, наверное, дорого, но оно того стоит…

Потом я посмотрел на монетку в ладони и вернулся в реальность. Раскатал губу, Саня! Портвейна захотелось? Давай-ка, бери свою мороженку и довольствуйся ею!

Я остановился возле холодильника с мороженым и фруктами-ледышками. Выбор был большим, хоть и не сезон. Среди знакомых упаковок я нашел лимонное мороженое за семь рублей, а вот пломбира без упаковки, лишь прикрытого сверху бумажной крышкой, не нашел. Взял три рубля сдачи и побрел к рынку, который был в стороне, противоположной общежитию.

Пройдя метров двести и с наслаждением поедая лимонное мороженое, я свернул во дворы и сперва услышал возмущенные голоса, а потом увидел огороженную площадку, где две команды играли в мини-футбол.

Сердце забилось чаще и уж совсем встрепенулось, когда я услышал:

— Ты, епта, себя кем возомнил, чепушила? Месси, Роналду и Мбаппе вместе взятыми? А ну иди на хрен с поля!

Вот он, шанс проверить себя!

От услышанных фамилий сердце защемило, повеяло родным миром. Там, где чемпионат мира в Катаре прошел без России, в декабре решалось, кому быть названным лучшим игроком двадцать первого века — аргентинцу Лионелю Месси или португальцу Криштиану Роналду. Мне всегда нравились оба, наверное, потому, что я никогда не болел ни за «Барселону», ни за «Реал», предпочитая быть мазохистом и переживать за наши клубы в еврокубках, и во внутреннем первенстве — за…

Не гадайте, не назову, за кого болел, потому что это уже неважно. Это осталось в той жизни, в другом мире, а здесь той команды не существует, потому что Союз не развалился. И слава безымянной богине!

В общем, победил Месси, который привел свою сборную к золоту мундиаля. А что здесь? Учитывая, что о чемпионате мира я еще ни от кого не слышал, вполне возможно, он прошел, как и положено, летом… Значит, провели его не в жарком Катаре, а где-то еще…

И тут меня озарило так, что я остановился. В этом мире я еще ни разу не слышал ни слова о коронавирусе! Никаких масок, предупреждений, все так, как будто такого вируса не существовало. Могло такое случиться, потому что история пошла другим путем, а потому и вирус не был создан? Вполне.

Воодушевленный и этой догадкой, я с удвоенной силой рванул к футбольной коробке — покрытой резиновой крошкой площадке с мини-футбольными воротами, огороженной сеткой-рабицей. Смеркалось, но двор был хорошо освещен фонарями по углам. На совесть сделали площадку, что ни говори. Двор-то самый что ни на есть обычный, не элитный — вон, даже выпивохи в беседке рубятся в «козла».

Тем временем в футбол играть прекратили, потому что началась свара. Издали показалось, что играют взрослые, но когда я подошел, понял, что это подростки. Впрочем, один взрослый среди них все-таки был — сизоносый стриженный под бобрика мужик с красным лицом, побитым оспинами. «Эмпатия» подсказала, что он сейчас больше всего хочет выпить и победить. В любом порядке или даже одновременно, потому что почему-то для него оба желания были неотделимы друг от друга.

— Давай, вали на хер отсюда, чтобы я тебя больше не видел, кривоногий, епта! — брызгая слюной, вопил он. Мужик теснил вихрастого паренька к сетке, приговаривая: — Тебе сказано было, пасуй, бляха-муха, я же открытый был! А ты чего единалишь?