Таким образом он не только выразил свою преданность, но и намекнул хозяйке, как мучительна для него была разлука.

Манелла решительно встала.

— У меня еще есть дела, Флэш, — объявила она. — Я бы охотно тебя вывела, но тебе придется подождать, пока не кончится ужин.

Интересно, пошлет ли маркиз за ней, как накануне?

Как ей хотелось поговорить с ним, послушать его рассказы, посмотреть на него!

Девушка надеялась, что, отложив посещение друзей, он будет скучать и найдет пребывание в ее компании все-таки более интересным, нежели полное одиночество.

«Какой он замечательный! — размышляла Манелла. — Какая удача, что судьба свела меня, хоть ненадолго, с таким чудесным человеком, с таким героем!»

Представив себе, как ей будет недоставать нового знакомого, если самой придется возвращаться домой или ему — в Лондон, она почувствовала, как сжалось, защемило ее сердце.

Это ощущение тоже было для нее новым.

Манелла еле добрела до своей комнаты.

Она рано встала, несколько часов провела в седле, тряслась в фаэтоне, хлопотала на кухне. Вдобавок под вечер у нее необъяснимо испортилось настроение.

От всего этого она, несколько часов назад летавшая, как на крыльях, не чувствуя усталости, вдруг пришла в совершенное изнеможение.

По правде говоря, на нее подействовало не столько физическое напряжение, сколько томительное и бесплодное ожидание новой встречи с Бекиндоном.

С тех пор, как они вернулись в замок, маркиз больше не посылал за ней. Он не договорился с ней о верховой прогулке на следующее утро. Может быть, ее общество показалось ему скучным?

Перед сном Флэш совершил несколько кругов по комнате, как это заведено у охотничьих собак, когда они собираются спать. Наконец угомонившись, он устроился на своем обычном месте у кровати хозяйки.

Манелла готовилась ко сну с таким чувством, будто от нее навсегда отвернулись и луна, и солнце и ей никогда больше не видать их света. Ее словно окутал какой-то странный туман, это ощущение было непривычным и вызывало тревогу.

«Как чудесно начинался этот день! — с горечью думала она. — Как весело было состязаться с маркизом, как славно беседовать с ним в охотничьей хижине! И почему он так переменился на обратном пути?»

У нее было только одно объяснение, отчасти литературного происхождения. Графиня, как она теперь осознала, была очень привлекательной дамой. Возможно, маркиз скучает по ней. И от скуки попытался найти ей мимолетную замену в лице мисс Шинон, хорошенькой молоденькой кухарочки. Но безыскусная болтовня неискушенной девушки не могла долго занимать мужчину с таким изощренным умом и богатым светским опытом.

Спустившись с холма, он взглянул на свою спутницу свежим взглядом, заметил все изъяны ее простоты и молодости по сравнению с изысканными столичными дамами и едва дождался возвращения в замок, где их пути расходились сами собой: мисс Шинон, как Золушке, надлежало пройти боковой дверью к себе на кухню, а ему, блестящему владельцу обширнейших поместий, — заняться делами, подобающими джентльмену.

«Жаль, что, в отличие от Золушки, мне не суждено порадоваться счастливому завершению сказки», — вздохнула Манелла.

Возвращаясь на более реальную почву, она вспомнила рассказ Доббинса про злодейку-графиню. «Вы же знаете, какие они, эти лягушатницы, — с убеждением рассказывал Доббинс, который наверняка в своей глуши впервые увидел иностранцев. — Всегда говорят одно, а подразумевают другое, намекая на третье. Да еще этот их тарабарский язык! Правда, его светлость говорит по-французски не хуже их. Все понимал, как надо, и все посмеивался. Видно, ему приятна такая замысловатая беседа!»

«Надо и мне попробовать держаться так же! — решила Манелла, вспомнив, что в ней тоже течет французская кровь. Правда, насколько она знала свою бабушку, та предпочитала искренность и изящество, а иноземная пассия маркиза, с ее действительно вычурным разговором, показалась Манелле несколько вульгарной. Если бы девушка была поопытнее, она нашла бы повод провалиться под землю от некоторых ее шуточек.

Однако в романах английских авторов роковые французские обольстительницы представлялись именно в духе описания, данного Доббинсом. Они были забавны в разговоре, бойки на язык и умели держать мужчин в узде, помыкая ими для своих целей.

Впрочем, каково бы ни было мнение маркиза об этой даме, теперь он должен освободиться от иллюзий, оценив ее коварство. По правде говоря, когда все выяснилось, девушка удивлялась, как маркиз мог поверить этой интриганке с самого начала.

Даже Манелла, которой так мало приходилось встречаться с людьми, сразу почувствовала неприязнь к гостям маркиза. Они напомнили ей хищных птиц: крикливых, с жадностью слетавшихся туда, где угадывалась добыча.

Когда она заглянула в столовую, и граф, и месье Граве показались ей весьма несимпатичными, более того — отталкивающими, в особенности последний. Ей еще тогда вспомнилось, как говорила миссис Белл о неподходящих знакомых;» Такого в хороший дом и вместо кота не пустят «. В качестве друзей французы явно не подходили для приличного дома.

Счастье, что она в последний момент спасла маркиза. Иначе быть бы ему теперь женатым на этой противной графине.

Она хотела поздравить себя с победой, но ее пронзила догадка: возможно, теперь, когда все улеглось, маркиз сожалеет о своем спасении.

Минут пять Манелла добросовестно расчесывала свои роскошные волосы, как полагалось в то время у барышень по всей Европе. Считалось, что, если проводить по волосам щеткой сто раз с утра и сто раз с вечера, это окажет чудодейственное влияние на самую безнадежную шевелюру.

Вот если бы маркиз случайно увидел, какие у нее длинные волосы!

Задув свечи, Манелла легла в постель. Ей было тревожно и грустно. К глазам подступали слезы.

Она наклонилась и погладила Флэша.

— Красивый мальчик, — сказала Манелла. — Ты у меня самый лучший, самый верный, ты меня никогда не обидишь.

Только теперь она поняла, что обижена, найдя верное слово для своего настроения.

Ей оставалось лишь утешать себя доводами рассудка. Она никак не могла рассчитывать на длительное внимание со стороны маркиза, это вполне естественно. А значит, у нее нет никаких оснований обижаться на этого человека, который ей ничего не предлагал, не обещал, а следовательно, волен поступать, как ему заблагорассудится, в том числе и вычеркнуть ее из памяти.

Сказав себе все это, она крепко зажмурила глаза и принялась за молитвы.

Девушка уже стала засыпать, как вдруг ее насторожило тревожное рычание Флэша. Судя по поведению пса, он почуял опасность. Умный сеттер стремительно поднялся, осторожно, чуть ли не на цыпочках, подошел к окну и вновь зарычал.

— Что такое, Флэш? — шепотом спросила Манелла, предчувствуя недоброе.