После службы она осталась в церкви, чтобы помолиться и собраться с силами. Она сидела на скамье в полном одиночестве.

Здесь Мона чувствовала себя защищенной. Она ходила сюда все годы с тех пор, как умерла от алкоголизма ее мать.

На улице завывал ветер, но здесь погода не имела над ней никакой власти.

Она закрыла глаза и представила себе невинное личико Люкке.

Мона сплела холодные потрескавшиеся руки и тихо забормотала:

Эллен поздоровалась с Вильяром и ребятами из интернет-сервиса и вышла на грузовой причал, куда ходили курить. Сюда также выходили, если хотели поговорить без посторонних ушей.

У стены на причале стоял маленький стол и два стула. Она села на один из стульев и стала ждать Филипа. Брызги дождя залетали под крышу, и Эллен пожалела, что не взяла куртку. На столе стояло несколько грязных кофейных чашек и пепельница и лежали сложенные сегодняшние вечерние газеты. Хотя Эллен уже прочла все, что написали о Люкке за последние сутки, она раскрыла разворот, но успела только пробежать глазами преамбулу, как ее прервали.

– Я увидел, что ты идешь вниз, и решил с тобой поговорить.

Это был Джимми.

Эллен сложила газету. Почему он пошел за ней на причал?

– О'кей, – отозвалась она.

– Ты как?

– Хорошо.

– Я был в редакции и читал комментарии зрителей по поводу вчерашней передачи. Довольно жестко.

– Вот как? – Она прикусила губу. «Куда он клонит?»

– Особенно в отношении тебя и твоих сюжетов. Ты чувствуешь угрозу?

– Угрозу? – Она посмотрела на него снизу вверх.

– Да, как я уже сказал, комментарии недобрые.

– Нет. – Она старалась говорить невозмутимо, но прекрасно знала, о чем он. Ненависть в Сети. Тролли. Становилось все хуже и хуже. Не будучи большой знаменитостью в своей области, она подвергалась множеству нападок. Стоило ей появиться на экране, как на нее тут же обрушивался поток комментариев – по электронной почте, на форуме канала ТВ4 и на ее странице в «Фейсбуке».

– Многие намекают на секс.

Тут она встала. Ей не нравилось, что он смотрит на нее сверху вниз и к тому же говорит о сексе.

– Они комментируют твою фигуру, – продолжал Джимми.

«Хватит», – подумала она, чуть было не смутившись. Она боялась услышать продолжение.

– Почему ты читаешь комментарии обо мне?

– Это часть моей работы, и дело не в том, что ты не должна одеваться так, как хочешь. Я просто подумал, что…

– Да, я знаю, – оборвала его Эллен. – Но я стараюсь это не читать. В выходные дни всегда хуже. Люди выпьют и начинают комментировать информацию в Сети. Лучше всего просто их игнорировать. – Ей хотелось закончить этот разговор.

– Ну, не знаю. Если тебе станет неприятно, скажи. Во всяком случае, я хочу, чтобы ты знала: я серьезно отношусь к вопросам такого рода. Я забочусь о твоем благе.

«Ну-ну», – подумала она, кивнув. Почему он должен беспокоиться за нее только потому, что случайно оказался ее начальником?

– О'кей. Спасибо, – сказала она и опять села на стул.

Она хотела было спросить, на какие комментарии он отреагировал, но решила, что не стоит. Ее психика сегодня больше не выдержит.

Ненависть в Сети превратилась в большую проблему. Руководство решило убрать с сайта колонку комментариев, но мейлы никто не отменял. К тому же оставалась ее страничка в «Фейсбуке». Если ты появляешься в телевизоре, это часть твой работы. Она пыталась не думать об этом и не принимать это близко к сердцу. В жизни ей доводилось переживать более страшные вещи. Если не читать то, что пишут, вполне можно дистанцироваться. Хуже, когда письма с угрозами приходят домой, но это случалось крайне редко.

– О'кей, посмотрим, как будут развиваться события. – Он открыл дверь в интернет-сервис.

– Именно, – ответила Эллен.

Как только за Джимми закрылась дверь, на причал выскочил Филип.

– Ma cherie![3] – Он развел руками и улыбнулся, сев рядом с ней. – Вообрази, что сейчас мы сидим с тобой в Париже в маленьком уютном кафе с подлинной деревенской атмосферой, ну, ты знаешь. Ты должна игнорировать парковку, грузовой причал, эту прогнившую мебель и все эти уродливые кирпичные дома вокруг.

– Конечно. – Эллен рассмеялась. – Сегодня мы играем в Париж. – Даже если с причала открывался не самый красивый вид, Эллен любила здесь сидеть.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Филип, слегка ущипнув ее за щеку. – Что хотел Джимми?

– Ничего, начальник. – Она пожала плечами. – У тебя есть сигаретка?

– Конечно, есть. – Он достал из кармана сигареты и протянул ей пачку.

Они закурили и посмотрели в сторону парковки.

– А не заказать ли нам устриц, прежде чем мы поднимемся на Эйфелеву башню?

– Давай, колись, что он сказал?

На причал вышел Вильяр, насвистывая какую-то красивую мелодию, которую Эллен раньше не слышала. Он принялся поднимать какие-то свертки.

– Что у тебя на шее? – спросил Филип.

Эллен дотронулась до цепочки, крепко сжала ее и убрала под свитер: «Ничего».

– Если честно, Эллен, говорю тебе в последний раз: тебе не надо с этим работать.

Она не ответила.

– Тебе нехорошо. Я же вижу.

Эллен смотрела на дождь, стучавший по асфальту.

– Что она говорила? – Она показала на газету, на первой странице которой была большая фотография мамы Люкке, снятой на пресс-конференции. – Я хочу знать все. Что ты о ней думаешь? – Эллен пролистала вперед до шестой и седьмой страницы. – Ты это читал? Если читать между строк, ее обвиняют в том, что она забыла свою дочь на корте и что Люкке пропала по ее вине.

– Ты тоже считаешь, что это она? – спросил Филип.

– Нет, я этого не говорила, просто тут что-то не так. Во всяком случае, я бы не стала озвучивать по телевидению свои подозрения, не обладая всей информацией.

– Но ты же читаешь между строк. Они ее не обвиняют. Хотя она производит довольно жутковатое впечатление.

– Каким образом?

– Она была холодна как лед и почти все время молчала. Я могу разговорить практически любого, но с ней это совершенно невозможно.

– О чем же вы тогда говорили?

– Ну, не знаю, о кофе, о погоде; я сожалел о том, что случилось, и да, черт возьми, это было не так просто. Я делал все, что мог, но ничего не вышло. У меня был шок, когда она потом болтала в ящике. Как будто читала вслух по бумажке или что-то в этом роде. И очень странно, что она хотела так выглядеть.