В отчаянии она озиралась, не зная, что делать, куда бежать. Октавио по-прежнему слепо таращил потухшие глаза: он ничего не видел. Сейчас на его семейные свойства нечего было рассчитывать, а вокруг маячили неведомые тени. Кому они принадлежали? Стражникам? Или беглецам?

Одна из теней стояла рядом с Офелией. Слишком близко.

Безымянная, неподвижная и немая.

Офелия не видела ее лица, но сразу уверенно опознала ее. Это был тот самый неизвестный, встреченный ею в тумане на краю обрушенного ковчега. Да, конечно, это он – тот же силуэт, та же странная поступь, та же настороженная повадка, будто в ожидании чего-то неведомого.

Тень из тумана отвернулась от них и медленно зашагала вперед; она двигалась совершенно бесшумно. Потом остановилась, словно выжидая.

Да, она явно ждала их.

Кто это – друг или враг? Офелия решила, что сейчас не время для колебаний. Если они останутся здесь, их наверняка схватят. Она покрепче сжала пальцы Октавио и знаком велела Блэзу и Вольфу идти за ними.

Тень явно одобрила ее действия и двинулась дальше. Они шагали следом почти вслепую, в клубящемся тумане. Солнце посылало им сквозь густые облака всего лишь тусклые сумеречные отсветы. А вокруг них теснились бесформенные силуэты, что-то невнятно крича, то смешиваясь воедино, то разъединяясь. Такой всеобщей истерии Вавилон не знал уже долгие века. Какие-то люди, пользуясь этим, выходили на улицу, забрасывая бегущих то листовками, то булыжниками, оставлявшими черные прорехи в белой облачной пелене. Злорадный хохот перекликался со свистками городских стражников.

– Празднуйте с нами конец света! Присоединяйтесь к Плохим Парням!

Офелия, Октавио, Блэз и Вольф прошли сквозь хмарь, не столкнувшись ни с патрульными, ни с бунтовщиками. Тень вела их в квартал, напоминавший своим видом так называемые potensfactures, фабрики будущего. Она держалась достаточно близко, чтобы они не потеряли ее из виду, но и достаточно далеко, чтобы не быть узнанной. И ни разу не произнесла ни слова.

«Кто же ты? – думала Офелия. – И куда ты нас ведешь?»

Чем пристальнее она вглядывалась в контуры загадочного существа, тем больше возрастало ее смятение. Оно было не женщиной, но это ничего не значило. Евлалия Дийё больше не имела постоянного облика, то же самое относилось и к ее отражению. Невозможно было угадать, в каком виде оно материализуется, покинув зеркало. Кроме того, с тех пор как начались обрушения, Офелия уже дважды встречала на своем пути этого неизвестного. Случайное совпадение исключалось – следовательно, это вполне мог быть Другой… Но тогда почему некто, забавлявшийся разрушением ковчегов, вдруг озаботился судьбой кучки человеческих существ?

Офелия затаила дыхание: неизвестный внезапно остановился посреди улицы. Он не произнес ни слова, но начал проделывать странные движения, указывая в небо левой рукой, а в землю – правой, затем наоборот: в небо – правой, а в землю – левой.

– Да он сумасшедший! – буркнул профессор Вольф.

Уже стемнело, и тень неизвестного поглотили тени домов квартала. Офелия подошла к тому месту, где он останавливался. И увидела заводские ворота с монументальным кирпичным фронтоном, украшенным фигурными металлическими буквами:

И это опять-таки не могло быть простым совпадением.

– Ну и что дальше? – спросил встревоженный голос у нее за спиной.

Офелия огляделась и заметила в тумане множество огоньков. Это были фонари вызванных в амфитеатр – люди в полной растерянности следовали за ними, держась на расстоянии; они не знали друг друга, но теперь все находились в одинаковом положении объявленных вне закона.

Офелия толкнула створку ворот. Они оказались незапертыми.

Вместе они вошли на территорию завода. На их пути встал странный механический многоголовый пес; у него что-то громко звякнуло внутри, но он не поднял тревогу. Впереди виднелся просторный слабо освещенный цех, где безликие автоматы обрабатывали металл, стоя за длинным конвейером. Людей здесь не было, только роботы. Они что-то вырезали, шлифовали, сверлили, формовали, завинчивали. Сосредоточенные на своих монотонных, повторяющихся действиях, они никак не отреагировали на вторжение незваных гостей. Офелия приготовилась было к появлению самого Лазаруса, но вовремя вспомнила, что он сейчас путешествует. Значит, его автоматы запрограммированы на создание других автоматов, и завод работает самостоятельно даже в отсутствие хозяина.

Итак, Лазаруса здесь не было; кроме того, Офелия потеряла из виду незнакомца, который спас их от патрулей, – он исчез. Зато в прилегающем к цеху ангаре, где стоял какой-то фургон с пропеллером на крыше, она обнаружила инвалидное кресло. Пустое.

– Амбруаз! – позвала она.

Дверца фургона тотчас распахнулась, и она увидела подростка, неуклюже наклонившегося вперед: он оторопело смотрел на Офелию и окружавших ее людей. Шарф, намотанный на его волосы, взвился вверх и принял форму вопросительного знака.

– Ах, это вы, miss! А я уж собрался лететь к вам на помощь! Well, я бы точно это сделал, если бы мне удалось поднять в воздух эту штуковину. Но она чуть посложней моего кресла. Как же вы смогли меня отыскать?

– Сама я, конечно, не нашла бы вас. Кто-то привел нас сюда и скрылся, так и не представившись. Нет ли у вас тут, на заводе, аптечки? Мой друг нуждается в помощи.

Едва Офелия сказала это, как Октавио выпустил ее руку и стал тереть глаза, запорошенные черной пылью.

– Мне достаточно будет воды.

– Of course! – воскликнул Амбруаз, выбираясь из фургона. – Рядом с лестницей находится дежурка, и там есть кран.

Он доковылял до своего кресла, с трудом передвигая длинные перевернутые ноги. Его аномалия выглядела так угнетающе, что пришедшие отвели глаза.

– Вы сын Лазаруса? – мрачно спросил профессор Вольф. – Один из ваших роботов только что устроил в амфитеатре дикий тарарам. Он взорвался.

Амбруаз, который устраивался в своем кресле, взглянул на него скорее огорченно, чем с удивлением.

– Взорвался? – переспросил он. – Наверно, распылился. Я полагаю, кто-то хотел вывести его из строя?

– Целая толпа.

– Damned![39] Мой отец снабдил все свои автоматы механизмом саморазрушения, чтобы скрыть секрет их устройства. Это впечатляющее зрелище, но совершенно безобидное.

– Ничего себе безобидное! – усмехнулся Вольф. – Он там наделал такого шуму!.. Неужели Лазарус не мог попросту оформить патент, как все нормальные люди? Хотя… что говорить: уже в те времена, когда этот господин преподавал в моем коллеже, он всегда изображал из себя оригинала.

Офелия взглянула на группу изгнанников – они делили между собой клочки наждачной бумаги, чтобы стереть штамп. Но как бы усердно они ни терли лбы, сияющие чернила не сходили с кожи. И на их лицах читался всё тот же вопрос: что с нами будет? Где теперь наш дом? Куда идти?