Было так рано, что хотелось как можно быстрее добраться до места и насладиться утренним сном. Стюардесса подошла к сидящей передо мной молодой женщине, чтобы что-то обсудить, и я хотел предложить свою помощь, но так устал, что сразу заснул. Джанет не спала и смотрела, как стюардессы ходят взад и вперед, пытаясь помочь девушке, которая, казалось, страдала от боли. Жена хотела разбудить меня, но потом решила, что мне действительно нужно отдохнуть.

Час спустя меня внезапно разбудил встревоженный голос капитана, доносящийся из системы громкой связи.

— Прошу прощения, говорит капитан. Срочно требуется неотложная медицинская помощь, один из пассажиров рожает ребенка. В самолете есть врач? Если да, то, пожалуйста, поднимите руку, чтобы экипаж мог видеть, где вы находитесь.

Теперь я окончательно проснулся. Я поднял руку, но когда обнаружил, что в самолете нет других врачей, меня прошиб холодный пот.

Мне не приходилось принимать роды со времен медицинского колледжа — а это было тридцать лет назад.

Я надеялся, что ребенок немного подождет до вынужденной посадки в Денвере.

Трое членов экипажа поспешили ко мне. Мы представились друг другу.

— Доктор Саран, Эмили (девушка передо мной) рожает! Не могли бы вы принять роды?

Мы довели Эмили до камбуза и задернули занавеску. В крошечном пространстве теснились три стюардессы, психиатрическая медсестра, медсестра-студентка, Эмили и я. Девушка лежала, пока я проводил осмотр. Обнаруженное в ходе него еще больше встревожило меня. До рождения ребенка оставался месяц, но он не собирался ждать, пока мы приземлимся в Денвере. Головка уже была видна! И нужно было принять ребенка в течение ближайших нескольких минут. Я закрыл глаза, склонил голову и тихо сказал: «Боже, пожалуйста, пусть ангелы направят мои руки. Аминь».

Когда я открыл глаза, Эмили тужилась, и ребенок начал появляться.

— Мне нужен плед, — сказал я одной из стюардесс.

К сожалению, авиакомпания их больше не предоставляла, но одна из пассажирок услышала и передала нервничающей стюардессе одеяло ее ребенка.

Эмили рожала. Я сделал глубокий вдох. «Я знаю, что смогу это сделать, — сказал я себе. — Я самый квалифицированный в этом самолете. Я должен это сделать!»

Еще одна схватка, и ребенок появился на свет. Маленький, но здоровый на вид, он тут же заплакал и помочился на одну из медсестер. Я знал, что это хороший знак, поэтому почувствовал облегчение. На мне была пара резиновых перчаток, а рубашка, брюки, очки и волосы защищены не были и оказались в крови. По громкой связи капитан объявил, что самолет вылетел со 150 пассажирами, но теперь на борту был 151 человек, но у ребенка не было багажа. Все зааплодировали, и я не смог сдержать улыбку.

Мы завернули ребенка в одолженное одеяло. Теперь нужно было найти что-нибудь, чтобы перерезать и завязать пуповину. У нас не было никаких ножниц, кроме тупых детских, найденных у одного из пассажиров. Я снял шнурки с ботинок и привязал один к пуповине. Я также использовал веревку от толстовки медсестры, а затем разрезал пуповину крошечными ножницами. (Обувная компания Алана Эдмондса после произошедшего прислала мне новую пару ботинок, потому что я использовал их шнурки при рождении ребенка.)

Когда мы приземлились в Денвере, Эмили и новорожденного ребенка забрали с самолета и посадили в ожидавшую машину «скорой помощи». Во время короткой пересадки я поспешил к терминалу, нашел душ в служебном отсеке и привел себя в порядок. Я вернулся к самолету спокойно, но когда мы прибыли в Солт-Лейк-Сити, меня встретила целая армия репортеров и фотографов. Было счастьем оказаться в тишине гор, но когда мы подъехали к коттеджу, перед ним стояли машины со спутниковой связью, полные журналистов, желающих узнать подробности происшествия.

«Доброе утро, Америка»[46] договорилась со мной о телефонном интервью, позвонив перед этим моим отцу и сыну, чтобы узнать, где я. Нужно было проснуться в 4 утра и подготовиться к прямой трансляции, назначенной на 7 часов по североамериканскому восточному времени. Выходные сопровождались постоянными телефонными звонками и стуком репортеров в дверь «уединенного» убежища.

Тихий отдых вдали от всех превратился в одну длинную беседу со всем миром.

К утру понедельника мне уже не терпелось поскорее добраться до аэропорта и вернуться к работе. Мы сели в самолет и устремились к своим местам. Я узнал много пассажиров, тоже возвращающихся в Чикаго, и многие шептали: «Это тот доктор, который принимал роды». Меня попросили подписать несколько посадочных талонов, когда мы направлялись к единственным оставшимся местам в самолете, тем же самым, что и несколько дней назад. Здорово быть знаменитостью на один день.

Мы прибыли в Чикаго поздно, но я был рад наконец-то вернуться домой. По дороге я думал об этом опыте и понял, что предыдущие бронирования были отменены по какой-то причине. Спокойному отпуску не суждено было состояться. Вместо этого у Бога был другой план, и я был рад оказаться его избранным слугой.

Почти год спустя я получил трогательное благодарственное письмо от родителей ребенка, но самой умилительной частью переписки была фотография. Это был снимок гордого маленького мальчика, выпятившего грудь, одетого в летную куртку бомбардировщика с табличкой, на которой было написано: «Джейсон — реактивный самолет».

Дэвид Гизер, доктор медицины

Телеграмма

Я могу только представить, что подумал отец, когда получил такое сообщение. Когда я учился в школе, он ездил по делам в Швейцарию, в Лозанну. Трансатлантические телефонные линии в то время были не очень хорошо развиты, и единственным надежным способом связи оставались телеграммы компании Western Union.

История, которая предшествовала этому, произошла осенью выпускного года в средней школе. Мы играли в футбол во время занятий и, хотя это был всего лишь урок физкультуры, всегда устраивали соревнования. Мне нравилось быть вратарем, и, направляясь в тот день к нужному месту на поле, я даже не осознавал, что состязание принесет не только страдания, но и вызовет невероятный личностный рост.

Стоял теплый осенний день, и в воздухе чувствовался запах листьев. Я снял мокрую футболку и, немного расслабившись, решил блокировать любой мяч, который приблизится ко мне. В прошлой игре я выступил на уровне ниже среднего и до сих пор думал об этом. Когда игра началась, я был готов. Один блокированный мяч, потом другой. Я начал входить в ритм.