– Хорошо. Значит, мы в безопасности. Но надо посмотреть, что делают федералы…

– Ищут… – сказал Гойтемир, включил фонарик, но вежливо не посветил на людей, а только пол и низ стен осветил, чтобы лучше ориентироваться в комнате.

И только при свете фонарика полковник увидел за спиной Гойтемира распахнутую дверь, которой раньше не было. Значит, здесь множество потайных ходов, и потому следует быть трижды осторожным с этими чеченами. Хотя если Гойтемир вернулся, то ситуация слегка выравнивается, и Берсанаке не от чего впадать в такое отчаяние, которое способно толкнуть его на неоправданные действия против своего главного на сей день союзника. И Доку Доусону следует быть спокойнее. Тем более что главная задача до сих пор не выполнена и даже не начата.

Главное – вовремя и правильно подтолкнуть Берсанаку к выполнению действий, способных вызвать крупный международный скандал. И при этом следует учесть, что Берсанака с Гойтемиром могут и провалить операцию и вообще могут возникнуть какие угодно случайности. Но при этом роль ЦРУ может быть сведена максимум к испытаниям препарата в условиях партизанской войны, но никак не к организации кровавой политической диверсии. Скандал должен быть вызван, но ЦРУ и вообще Соединённые Штаты не должны иметь к нему никакого отношения. Разве что американцев можно обвинить в создании препарата, но почему американцы не имеют права создать такой препарат, если те же русские спецслужбы его создали чуть раньше…

И эта, главная задача стоит риска сотрудничества с таким опасным человеком, как Берсанака Гайрбеков. И именно эта причина заставила выбрать в исполнители не кого-то, а именно Берсанаку, который в своей ненависти к русским не знает, что такое жалость…

* * *

– Рассказывай… – полковник в темноте уселся на своё прежнее место, где ему было удобно положить раненую ногу на рюкзак так, чтобы она отдыхала, и нажал на колпачок портативного, но очень чуткого цифрового диктофона, внешне похожего на обыкновенную ручку, что постоянно носил в нагрудном кармане своей камуфлированной куртки. Диктофон мог работать в режиме записи четыре часа, и этого полковнику вполне хватало на пару недель, чтобы занести в память всё, что требовалось запомнить. Если бы память кончилась, записи можно было бы перенести на обыкновенную флеш-карту и записывать, что необходимо, снова на диктофон. Цифровая память всегда надёжнее памяти человеческой, считал Док Доусон, тем не менее записями не злоупотреблял и записывал действительно только то, что необходимо.

– Так и рассказывать нечего… – мрачно ответил Гойтемир.

– То есть?

– То есть, если бы я помочился на Алхазура, собака бы на это среагировала. А на препарат не стала… Вообще – ноль внимания… Чуть-чуть на «краповых» и на солдат рыкнула, а на Алхазура – так… Как обычно на запах крови, но не больше… Ни ярости, ни восторга…

– Но ты точно полил Алхазура из баллончика? – с резкой претензией в адрес Гойтемира спросил полковник.

– Не себя же я поливал… – сердито ответил Гойтемир.

Бандиту явно не понравилось, что Док попытался, грубо говоря, перевести стрелки на него.

– Но я же на собственном опыте убедился, как работает препарат… – настаивал полковник. – Я мог бы поверить, если бы не этот случай…

– Тогда надо было быть раньше более аккуратным и потом самому идти смотреть… – не слишком смутился Гойтемир, предпочитающий не считать себя виновным в том, в чём он не виноват.

– Баллончик тот же самый? – спросил из своего угла до этого молчавший Берсанака.

– Остальные баллоны не активированы, – сухо ответил Док.

Баллонами заведовал он и держал их под своим присмотром в контейнере в собственном рюкзаке. Он даже не объяснял ещё своим проводникам, что баллон перед употреблением в дело следует встряхнуть так, чтобы разбилась тонкая внутренняя ампула и образовала опасную смесь. Без этой активации аэрозоль не будет действовать.

– Что такое – активировать? – тут же спросил Берсанака, получивший в качестве оплаты, как и договаривались заранее, упаковку с баллонами.

– Ты забыл условия? – вопросом на вопрос ответил полковник. – Инструктаж по употреблению препарата ты получишь по завершении испытаний… Тогда, пожалуйста, поливай, кого пожелаешь… Хоть Гойтемира, который, как мне кажется, что-то темнит…

Гойтемир презрительно хмыкнул, но промолчал.

– Так что я должен доложить по возвращении? – спросил полковник. – Я должен доложить, что препарат не работает? И на меня собака напала только потому, что я ей сильно не понравился? Так получается?

– Не надо нервничать, Док… – сказал Берсанака. – Но твоё предположение тоже может быть верным. Наши собаки не любят русских, а ты для них ближе к русскому, чем к чеченцу. От вас от всех запах плохой…

– С чего это вдруг я стал дурно пахнуть… – обиделся Док Доусон. – Впервые такое слышу…

– Не дурно, а иначе… – смягчил разговор Гойтемир.

– Это оттого, что я потом и кислым сыром не провонял… – Док завёлся. – Это потому, что я люблю подолгу в душе мыться?

– Собакам нравятся привычные запахи, – уточнил Берсанака, понимающий, что не в ту сторону разговор перевёл. – Вернее, они их не раздражают. А запах людей иного образа жизни раздражает. Они вообще чужих не любят. На то они и собаки. Мы все там были чужие, но ты чужой втройне. И вполне могла собака броситься именно на тебя, потому что ты пахнешь не так…

– Это не объяснение. Препарат проходил лабораторные испытания, и собаки реагировали на него адекватно. И на меня собака среагировала точно так, как следовало. Почему она не должна была среагировать на Алхазура? Я могу обвинить в этом только Гойтемира как основного исполнителя.

– Я всё сделал правильно, – мрачно сказал Гойтемир. – Ты объяснял, что сделать. Как ты объяснил, так я и сделал…

– Вот что, – более миролюбиво сказал Берсанака. – Повтори-ка всё по порядку… Как делал…

– Что тут повторять… – недовольно возразил Гойтемир. – Я уже рассказывал…

– Расскажи ещё раз, – настаивал и полковник. – С подробностями…

Гойтемир прокашлялся в темноту, собираясь с мыслями.

– Вышел навстречу Алхазуру. Бекмурза сказал, в какую сторону тот пошёл, но Алхазур, похоже, петли крутил и потому вышел сбоку. Я едва не прозевал его. Он охотник хороший, ходить умеет. Я не слышал, только увидел, когда он уже близко был. Промахнуться с такой дистанции было трудно. Я в голову ему попал. Алхазур упал…

– Как он упал? – спросил полковник.

– Лицом вниз…

– Дальше…

– Я к нему подошёл…

– Напрямую? – поинтересовался полковник.

Пауза прозвучала так, что при свете было бы понятно – Гойтемир посмотрел на Дока Доусона, как на дурака. Такое предположение для опытного диверсанта было даже обидным, и Гойтемир посчитал для себя недостойным отвечать.