в саду и ринулся в город. В своем бессловесном любовном гневе он крушил кареты и входные двери богатых домов. Рушил повозки торговцев рыбой и овощами. В Еврейской ратуше он вышиб двери и раскрошил кирпичную кладку в пыль и обломки. Майкл видел, как от него разбегались люди. А для Джозефа Голема это стало еще одним подтверждением отторжения, что лишь усилило его и без того бешеный бессловесный гнев.

Майкл спрятался за овощным лотком, глядя, как один из советников вскакивает на лошадь, чтобы перехватить в пути рабби Лёва, направлявшегося в Пльзень. Тем временем Джозеф Голем продолжил бесноваться. Двери, окна, фонтаны, сады – все было выдрано с корнем, сломано, разбито. Он увидел картину с изображением гор и рубанул топором по пейзажу. Похоже, громадное существо ищет по всему кварталу то, чего никогда не сможет найти.

Ближе к закату дня рабби Лёв наконец вернулся. Выходя из своего экипажа, он даже не взглянул на Майкла. Он не отрываясь смотрел на дело рук своего питомца. Тот обнаружился сидящим посреди опустевшей площади – с топором, лежавшим на его гигантских коленях. В глазах Голема явственно читалось: он безутешен. И впервые за все время Голем обратил свою ярость и возмущение на человека, который дал ему жизнь. Он откинул голову и издал бессловесный рев, который был слышен на семь миль вокруг. Затем схватил топор и направился к рабби Лёву. Майкл подумал: судя по всему, он видит главную причину своего горя именно в рабби. Если бы рабби Лёв не слепил его из влтавского ила, Голем никогда не испытал бы жестоких мук любви.

Голем шагнул вперед. Он поднял топор. Прежде чем рабби Лёв успел отдать ему приказ, тишину пустой площади разорвал тонкий голос:

– Остановись!

Это была Двореле.

Она медленно направлялась в промежуток, отделявший рабби от Голема. Гигантское существо опустило топор.

– Брось топор, Джозеф, – сказала она мягко.

Существо напряглось, полное подозрений. Оно смотрело то на рабби Лёва, то на девушку. Но она выглядела бесстрашной, будто бы Господь создал ее из железа. Она вышла вперед и взяла Джозефа Голема за свободную руку. Из другой руки он выронил топор. Затем она встала на цыпочки, потянулась вверх и дотронулась до его лица. Голем быстро и неловко присел. Двореле поцеловала его в щеку. Его ненависть мгновенно испарилась. Похоже, он растаял.

– Идем, – сказала она Джозефу Голему и наконец посмотрела на рабби Лёва. – Пойдем домой.

Держа его за руку, она повела Голема в дом рабби Лёва. Рабби распахнул дверь, и Голем вошел в прихожую.

– Тебе нужно поспать, – сказала ему Двореле.

Голем кивнул. Рабби Лёв отвел его наверх в свою спальню. Он снял подушки с постели, которая была явно мала для Джозефа Голема, и разложил их на полу. Вскоре Голем уснул.

Рабби Лёв действовал быстро. Он позвал двоих подручных, которые были с ним в ту самую ночь на берегу Влтавы. Он достал из тайного шкафчика серебряную ложку. Оделся в белые одежды. Вынул из пергаментного футляра шем. Затем он встал в ногах Голема, точно так же, как тогда, у Влтавы, он стоял в головах. Они с подручными помолились за спящее существо. Рабби Лёв всунул шем Голему в рот и печальным голосом произнес слова из каббалы, на этот раз в обратном порядке.

По огромному телу Голема пробежала судорога. Он открыл глаза, полные страха и чувства утраты.

И рассыпался… остались лишь бесформенные куски глиняной массы.

Помощники рабби отделили глину от одежд создания. Они вынесли одежды и тщательно все сложили. Один из них принес два ящика, напоминавших гробы. Рабби Лёв серебряной ложкой сложил глину в один из ящиков, прикрыл его крышкой и замотал веревкой. Второй ящик подручные выстелили толстой парчой, и Рабби Лёв положил внутрь шем, а на него – серебряную ложку. Этот гроб забили гвоздями.

– Бедное создание, – прошептал один из работников.

Глаза рабби Лёва были полны слез.

– Да, – сказал он, глядя на тот ящик, что не был забит. – Вы должны разбросать глину по берегу Влтавы. Мы помолимся о нем, прекрасном, милом Големе.

– Свидимся ли мы с ним снова? – спросил другой посвященный.

– Как только он нам потребуется, – сказал рабби Лёв.

Он унес маленький заколоченный гробик на чердак Староновой синагоги и положил его среди изношенных, отслуживших свое свитков Торы и священных облачений, истлевших от времени. Рабби Лёв настрого запретил входить на чердак кому-либо, кроме главного раввина. И только ему должен быть известен секрет изготовления голема.

– Так оно и было, – сказал рабби Хирш перед долгой паузой. – Давным-давно.

Майкл прокашлялся.

– А Двореле? – спросил он. – Что стало с Двореле?

Рабби Хирш улыбнулся.

– Появляется симпатичный юноша, – сказал он. – Тоже сирота. Он влюбляется в Двореле и женится на ней, и девять прекрасных деток они родят вместе.

Майкл Делвин сделал глубокий вдох и резко выдохнул, понимая, что история на этом исчерпана. У большинства историй и фильмов был счастливый конец, и эта закончилась так же.

Вот только рабби нервозно поглядывал на дверь, ведущую в церковь.

12

Майкл бежал сквозь зимнюю темноту по Келли-стрит. Голова его полнилась Прагой, Големом и шпилями далеких соборов. Люди пробирались в тумане. Крысы шмыгали в тоннелях. Камни превращались в розы. Любовь вызывала ярость. Он задумался о том, кто может в этот самый момент бродить по улицам Праги, кто находится в Староновой синагоге и целы ли останки Голема в маленьком древнем гробике. И о том, какими могут оказаться магические слова каббалы, а заодно и тайное имя Бога.

Он дошел до темного переулка, что за кинотеатром «Венера», и внезапно почувствовал удар в спину, затем его схватили, развернули и припечатали к стене.

В дюйме от своего лица он разглядел Фрэнки Маккарти. Тот был так близко, что Майкл услышал кислый запах пива.

– Привет, мистер алтарный служка, – сказал Фрэнки. – Как поживаешь, юный жидолюб?

Майкл взрогнул и промолчал.

– Ты же давно уже с этим бородатым, не так ли? И чем вы с ним занимаетесь?

– Я помогаю ему учить английский, – пролепетал Майкл.

– Ах, ты у нас теперь учитель? Я тут, значит, чуть жопу не отморозил, дожидаясь тебя, а ты в долбаные учителя подался?

Фрэнки зажег сигарету, оскалившись в свете спички. Затем отошел в сторону, внезапно развернулся и влепил мальчику увесистую оплеуху. В ушах Майкла зазвенело. Лицо стало гореть.

– Ты ведь не будешь учить этого жида тому, чего ему знать не положено, а, мальчонка? В смысле, ты же не будешь ему рассказывать, что произошло с мистером Джи, а?

– Нет.

– Но я слыхал, к тебе домой кое-кто наведывался, – сказал Фрэнки. – Говорят, мусора приходили тебя повидать и зависли надолго. Ты ведь ничего им не рассказал, учитель?

– Нет.

– А почему я должен тебе верить, учило? Откуда я знаю, может, ты им настучал?

– Копы явились ко мне домой. Мама их выгнала. Я ничего им не сказал.

Внезапно Фрэнки выставил руку с каким-то предметом в кулаке, нажал на кнопку, и из руки со щелчком выскочило четырехдюймовое лезвие ножа.

– Вот и правильно, мальчонка. Лучше ты ничего никому говорить не будешь. И этому жиду из соседнего квартала. И попу своему. И мамаше. И уж точно – долбаным копам. Понял? Если со мной вдруг что-нибудь произойдет, я ведь отомщу. Вот как поступает Фрэнки Маккарти. Фрэнки Маккарти всегда отомстит. Я знаю, где ты живешь. И каждый из «соколов» знает. И где твоя мамаша работает.

Только не впутывай ее, урод, подумал Майкл, но промолчал. Фрэнки безрадостно лыбился. Затем он закрыл нож.

– Запомни это, учило, – сказал он. – Запомни, что будет, если вдруг кого не тому научишь.

Он бросил окурок на мостовую, повернулся и медленно пошел к углу. Майкл дотянулся до стены и оперся на нее. Сердце бешено колотилось. Он видел, как Фрэнки Маккарти пересек Эллисон-авеню и прошел через запотевшую стеклянную дверь внутрь бильярдной «Звезда».

– Ты скотина, – громко сказал Майкл, собрав в кучу все слова, что он слышал на улице,