настоящую бойню! Вам всем место в тюрьме! А ответственным офицерам место в камере расщепления! Ты не один из них?

— А ты вообще понимаешь, что такое не стоит говорить незнакомым вооруженным людям? — пораженно спросил я. — Тебя же могут пристрелить… и даже если будет расследование, то кто разберется в этом хаосе, когда и кто тебя убил?

Она молчала несколько секунд, прежде чем признать очевидное:

— Об этом я не подумала… представься!

— Подними задницу с пола и готовься молча двигать за мной! — приглушенно рявкнул я, приседая у первого трупа и торопливо обыскивая карманы. — И прихвати вон ту сумку…

— Я не обязана следовать твоим указаниям! Ваша служба позорно скомпрометирована собственной бездарностью и…

— Я не из службы безопасности! Я гросс! Гросс Тим Градский! Прибыл сюда с миссией спасения! Поэтому, будь так добра — прикрой свой милый ротик, подбери то, что я тебе сказал — и двигай за мной! — прошипел я, ничуть сейчас не напоминая образец того крутого Черного Гросса из крутого сериала. Тот всегда умел найти язык с женщинами…

Золоченая молчала еще несколько секунд, сверля меня взглядом. Наконец неохотно кивнула:

— В таком случае, я должна следовать за тобой. Это диктует логика.

— Да что ты? А то, что тебя собирался удавить безумный ублюдок — это не повод?

— Я Лея. И я пойду за тобой, гросс Тим Градский. Но зачем тебе сумка, полная окровавленного золота и алкоголя?

Удивленно глянув на объемистую черную сумку, я покачал головой:

— Тогда не надо. Хватай ту винтовку — и за мной…

20

Молчать девушка не стала. Она заговорила сразу же. И заговорила более чем требовательным, но спокойным и приглушенным голосом, добавляя к словам мягкие текучие жесты.

— Дети страдают от жажды. Мы должны им помочь.

Вот что сообщила Лея, и два этих коротких предложения не только заставили меня резко затормозить, но и задать всего один вопрос:

— Где?

— Я покажу. Сначала надо взять воду. Я знаю где.

Она позволила себе легкий намек на улыбку, и я понял, что зубы у нее тоже далеко не обычные — молочный перламутр с золотом внутри.

Подтянув чуть повыше ремни ставшего слишком тяжелым рюкзака, я коротко кивнул:

— Веди. Там можно ненадолго задержаться?

— Убежище абсолютно надежное, — не оборачиваясь, оповестила она. — Ты способен на спринт, гросс Тим Градский?

— Можно просто Тим. И да — я способен на спринт.

— Хорошо, — ответила она и резко ускорилась, перейдя на быстрый бег.

Я отреагировал с секундным запозданием, рванув следом. Навстречу полетели все более сужающиеся коридоры, а с каждой новой дверью — что тоже становились все уже, — отделка становилась тусклее, и вскоре мы оказались в коридоре с покрытыми металлом и невзрачным пластиком стенами. Здесь мы и остановились — спустя полчаса то убыстряющегося, то замедляющегося бега. Я взмок. Забрало пришлось поднять — запотело. Но я выдержал пробежку и при этом не утратил бдительности, не забывая смотреть по сторонам, оглядываться и заглядывать в каждое попавшееся окно и открытую дверь.

Противника не обнаружили. Мертвых тел — тоже. Тут вообще никого не было. Коридоры и помещения пусты, нет следов крови, на столах недоеденная еда и оставленные недопитыми бокалы. Кое-где на полу цветастые платки, блестящие головные уборы и вычурная обувь на столь высоких каблуках и столь необычных очертаний, что хватало одного взгляда для понимания — она жутко неудобная. Это все встречалось в первой трети нашего жутковатого забега по кораблю-призраку. В оставшихся двух третях брошенных вещей было еще больше, но по своему классу они относились к обычнейшим предметам быта — пластиковые подносы для еды, белые и красные кружки, поношенные бейсболки, парочка планшетов в черных чехлах — один из них я подхватил с длинного обеденного стола.

Свернув еще пару раз, мы воспользовались грузовым лифтом. Он доставил нас в достаточно просторное безликое помещение с тремя широкими дверьми, украшенными непонятными мне сложными аббревиатурами. Пока я гадал, какая из них наша, одновременно старательно восстанавливая дыхание, Лея присела прямо у лифта, повозилась с чем-то и… одна из секций пола со щелчком чуть опустилась, следом мягко отъехав в сторону. В открывшемся пространстве горел тусклый свет, и одного взгляда хватило, чтобы понять — девушка говорила правду. Снизу вверх на меня смотрели восемь пар испуганных детских глаз. Убрав руки от оружия, я отодвинулся от проема, понимая, что вряд ли вызову у детей восторг — обвешанный оружием чужак… Я успел разглядеть, что там внизу что-то вроде достаточно просторной комнаты со стальными стенами, стеллажами и каким-то тряпьем на полу, и еще увидел двух детей и двух взрослых, лежащих на этих импровизированных ложах. Воздух из укрытия исходил тяжелый — кровь, пот, моча… Совсем не похоже на запахи элитного круизного лайнера.

Пока Лея торопливо передавала вниз прихваченные нами по пути бутылки с питьевой водой, печенье, конфеты и прочие закуски, я осматривался и пытался понять, где мы, собственно, оказались. Словно прочтя мои мысли, спутница заговорила сама:

— Старые служебные и жилые помещения. Раньше персонала было куда больше, но после последней модернизации «Гранд Че» перестал нуждаться в половине рабочих рук. Лишние работники были списаны. Помещения стали ненужными. Там дальше расположены кубрики для женского персонала, а под нами старое хранилище униформы и постельного белья. В служебных частях корабля стремились по максимуму использовать свободное пространство. Есть непроверенные сведения, что в те дни, когда на борту находились целые политические партии со всей свитой, немалую часть их сопровождения приходилось размещать в кубриках для персонала. А самому персоналу приходилось спать в гамаках в складских и технических помещениях вроде этого…

Все это она говорила ровным непрерывным и чуть ли не убаюкивающим тоном. Я не сразу понял, что это делается для успокаивания детишек — испуганное хныканье стихло, сменившись хрустом печенья и бульканьем выпиваемой воды.

— Откуда ты все это знаешь? — подыграл я, хотя источник ее осведомленности меня действительно интересовал.

Судя по ее внешнему виду, она не может быть из числа персонала. Или я ошибаюсь? Меньше всего я разбираюсь в условностях, законах и правилах мира богатых. И такая вот «золотая» девочка вполне может оказаться встречающей гостей…

— Я пассажир, — похоже, она снова поняла, о чем я думал.

Пора научиться обуздывать выдающую меня мимику лица. Не мысли же она читает…

— Я семнадцатая адопти достопочтенной семьи Рокфолс, — все тем же мягким спокойным тоном продолжила она пояснять, передавая вниз последние пачки печенья.

— Адопти?

— Приемный ребенок. Адопти — мой официальный статус. Он говорит о том, что я