– Мисси Ада, записка для вас! – Это была китайская девочка, прислуживающая Марте. – Моя мадам говорить, вас срочно-срочно ждут в борделе. Очень надо бежать туда.

На обратной стороне карточки, рекламировавшей «самых чистых девочек Шанхая», рукой Марты было написано: «Есть дело».

Марта любила Аду. Иногда под настроение она платила ей за всю ночь и брала к себе наверх, в кабинет с расписными тарелками. Ада до утра сидела в парчовом кресле, пила холодный кофе и слушала рассуждения Марты о старых грымзах, засевших в Лиге морального благоденствия. Почтенные леди требовали от своих мужей, чтобы Совет налогоплательщиков запретил бордели.

Временами Марта принималась за старое и уговаривала Аду перейти на верхний этаж:

– Думаешь, ты найдешь себе принца? Допустим. Но он каждый день будет напоминать тебе, что взял тебя из кабака и ты по гроб жизни обязана ему за приставку «миссис» к имени. А когда тебе будет тридцать, он бросит тебя без средств к существованию и переметнется к семнадцатилетней потаскушке. Замуж выходить глупо! Я со своих девочек три шкуры не деру – сама была на вашем месте и понимаю, как важно скопить на старость. Выйдешь в отставку, откроешь собственное заведение или магазин. А замуж – это верный путь к самоубийству. Знаешь сколько я этого перевидала?

Марио по секрету рассказал Аде, что мадам в молодости тоже «сходила замуж».

– Он был джентльмен таких кровей, что нам и не снилось. Бросил ее. Потом мадам в газетах прочла – женился на графине. Она хотела судить его за двоеженство, да он откупился. Вот откуда у нее денежки на «Гавану» появились.

При одной мысли о «верхнем этаже» Аде делалось дурно.

– Я тебя понимаю, – кивала Марта. – Сейчас не лучшие времена для нашего дела. Раньше я как рекламировалась? Катала девушек в открытом авто или водила в дорогие рестораны. Дамы из Лиги морального благоденствия их ругали на чем свет стоит, пасквили в церковных листках печатали, а сами наши наряды в книжечки перерисовывали, чтобы своим портнихам заказать. Сейчас все не то: цены падают, конкуренток понаехало… Сейчас справку от доктора надо представить, плати ему, дармоеду, за еженедельный осмотр.

Ада не понимала: как можно быть такой циничной? Ни на что не надеяться? Ни во что не верить?

– Неужели вам не хотелось чего-то большего? – не удержавшись, спросила она.

– Конечно хотелось! – отозвалась Марта. – Знаешь мисс Квэй? Такую карьеру женщина сделала – загляденье. Раньше имела бордель в Сучжоу, а сейчас живет во дворце, и в любовниках у нее – Рябой Хуан, глава китайских детективов Французской концессии. Она не дура за него выходить. Держит Хуана на крючке: он с ней во всем советуется.

– Но она все-таки нашла себе мужчину, – возразила Ада.

– Да я не про то! У нее свое дело – непотопляемое. Видела золотарей с бочками на красных колесах? Это ее люди. Они мешают дерьмо пополам с водой и продают крестьянам на удобрения. Шанхайское дерьмо – самое лучшее в Китае, потому что жратва тут богатая. Мисс Квэй собирает деньги и с крестьян, и с горожан. Вот это коммерция! Я поздновато начала: все, как ты, любовью грезила. Мне таких высот уже не достичь, а у тебя все впереди. Бросай Клима и переходи наверх.

Ада в сотый раз объясняла, что между ней и Климом ничего нет, но Марта не слушала:

– Зря ты за него цепляешься. Он актер – самая ненадежная порода. Когда он с тобой танцует, он в тебя влюблен, а потом смотришь – уж упорхнул куда-то. У него все – маска и нет своего лица.

В парчовом кресле сидел толстый белокурый человек, не принадлежащий этому миру: светлый костюм, шляпа-федора, трость с серебряным набалдашником в виде крокодильей головы. Он курил трубку, и клубы дыма – сладкого, дорогого – наполняли комнату.

– У моей жены удар будет, если она узнает, что наша гувернантка – из публичного дома, – хохотал он, показывая два ряда золотых зубов.

Мадам посмеивалась в ответ:

– Не преувеличивай. Она честная девушка. – Заметив Аду, Марта поманила ее: – Иди сюда, дорогуша. Мы нашли тебе работу. Это мистер Уайер. Ему нужна порядочная, образованная барышня, чтобы присматривать за его дочерью. Ей пять лет.

Ада глядела на нее, не зная, что сказать.

– Сколько платить будут? – наконец вымолвила она.

Мистер Уайер снова засмеялся:

– Не беспокойтесь, не обидим. Два доллара в день и стол. Но спальни не будет – моя супруга не любит, чтобы в доме ночевали посторонние.

Он поднялся – высокий, толстый, загораживающий собой полкомнаты.

– Едем, я представлю вас жене. Если вы ей понравитесь, мы вас возьмем.

Мистер Уайер направился к лестнице.

– Он что, с ума сошел? – проговорила Ада.

Марта подтолкнула ее к выходу:

– Иди-иди, не проворонь свое счастье. И помни, что ты мне должна.

У тротуара стоял большой красный «бьюик» с серебристыми фарами. Из него выскочил юркий, как обезьянка, шофер и открыл дверцу.

Мистер Уайер тяжело повалился на сиденье.

– Залезайте! – похлопал он по месту рядом с собой.

«А вдруг украдет? – в страхе подумала Ада. – Завезет куда-нибудь и изнасилует?»

Трепеща, она села рядом с ним. Мотор взревел.

– Домой, – сказал мистер Уайер шоферу.

Никакой дочери у него нет. Люди не нанимают гувернанток из заведений с сомнительной репутацией. Марта продала Аду с потрохами – а еще называла себя другом! Выпрыгнуть на ходу? Ада незаметно потрогала ручку двери, но та не поддалась.

А если действительно будут платить по два доллара в день, да еще с кормежкой? Прибавить к ним заработки в «Гаване», и можно скопить на билет до Америки.

Мистер Уайер сидел надвинув шляпу на глаза – может, дремал, может, притворялся. Ада не была уверена, но ей показалось, что шофер как-то недобро смотрел на нее в зеркальце заднего вида. Проклятая близорукость – ничего толком не разберешь!

На всякий случай она нащупала в сумке мамины маникюрные ножницы. Бэтти рассказывала, что однажды ее изнасиловали пятеро мужчин. Поймали на улице и затащили в сарай. С тех пор Ада носила с собой «оружие».

Дом – огромный, розовый, как сливочный торт из детства. Вокруг стриженые кипарисы в виде лошадок и оленей. Дверь – как крепостные ворота, а внутри – добро, добро… В каждом углу – статуи, на стенах – картины, на полу – мозаики.

Ада, прикусив губу, следовала за мистером Уайером по мягким коврам. За что людям такое богатство?

Из дальней комнаты доносились звуки мандолины.

– Дорогая, я дома! – заревел мистер Уайер.

Мелодия прервалась.

– Почему ты не в конторе?