Молодая женщина провела ладонью по его лицу.

— И что бывает, когда я взрываюсь? — спросила она, поглощенная своим занятием.

— Ты быстро вздыхаешь, прижимаешься ко мне всем телом и начинаешь сладко причмокивать.

— И все это я проделываю во сне? — искренне удивилась Гвендолин, все ближе и ближе пододвигая к нему свое лицо.

— Представь себе, да, — медленно произнес Феликс, накрывая ее губы и своим телом прижимая молодую женщину к подушкам.

Гвендолин с легкостью подчинилась: ей нравилось чувствовать себя покорной и беззащитной. Феликс воздействовал на нее странным образом — рядом с ним жизнь обретала новые краски, а тело открывало для себя целую гамму новых радостных и одновременно пугающих ощущений. Это настоящий праздник — быть с ним!..

— Ты опять о чем-то думаешь, — упрекнул ее Феликс. — Думаешь и отдаляешься от меня.

Гвендолин качнула головой.

— Нет. Наоборот, я думала о том, как приблизиться к тебе, чтобы тебе было так же хорошо, как и мне. — Она легонько куснула его за мочку уха, в то время, как рука легла на его грудь. — И еще о том, как изголодалась… по тебе…

— Ты хоть понимаешь, что сейчас сказала и к чему это приведет?

Пальцы Гвендолин скользнули вниз, по его груди и животу, достигли паха и замерли.

— Теперь понимаю…

— Ах, так? Ну, держись!

В мгновение ока она оказалась повергнутой. Губы Феликса покрывали ее тело жгучими поцелуями, руки ласкали налившуюся грудь.

— Феликс, пожалуйста… О, Феликс…

— Тсс… — прошептал он. — Доверься мне…

— Я тоже хочу, слышишь…

— Слышу…

Она металась, кричала от наслаждения, пока он ласкал ее прекрасное тело.

— Я хочу, чтобы так было всегда! — хрипло выкрикнул он и почувствовал, как она вздрогнула. — Всегда, любовь моя! Всегда!..

Когда Феликс вернулся в кабинет, он был уже в костюме и нес в руке стаканчик свежего кофе. Гвендолин стояла у окна и смотрела на улицу.

— Что-нибудь интересное? — спросил Феликс, подходя ближе и передавая ей кофе.

— Снегопад прекратился. — Она рассеянно погладила его по свежевыбритому подбородку. — Судя по всему, морозно, но ветер стих. Мне показалось, что я расслышала гудки снегоуборочных машин.

— Не продолжай, а то я расстроюсь. Я слишком свыкся с нашим «Хилтоном».

Гвендолин угрожающе фыркнула.

— Ах ты, эгоист! Тебе наплевать на то, что другие только и думают, что о горячей ванне и о нормальной еде, которую не нужно вылавливать в металлическом поддоне! — Она взглянула на стаканчик, скорчила пренебрежительную гримасу и поставила его на подоконник. — Если на то пошло, то завтра у меня рабочий день. Я в отличие от некоторых не в отпуске. И вообще когда у всех рождественские каникулы, у меня самое горячее время…

Она не договорила. Глаза ее испуганно расширились.

— О, Феликс, мы же должны немедленно убираться отсюда! — выдохнула она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Банк открывается завтра в девять утра. Хорошенький скандал произойдет, если обнаружится, что новоиспеченный вице-президент провел здесь три ночи… с восточной танцовщицей!

— Это не ты говоришь!.. — Голос Феликса оборвался на неестественно высокой ноте.

Гвендолин встревожено взглянула на его внезапно перекосившееся лицо.

— Я. — Она судорожно вздохнула. — Я думаю о твоей карьере и репутации. О том, о чем ты, похоже, напрочь забыл.

— А мне кажется, это ты обо всем забыла… О прошлой ночи или о сегодняшнем утре, к примеру.

Гвендолин смущенно отвернулась, приглаживая ладонью волосы.

— Я ничего не забыла. Я просто пытаюсь трезво оценить ситуацию.

— Это ты любовь называешь ситуацией? — резко спросил Феликс. — Спасибо. За трезвость и практичность, за все!

— Да будет тебе, — с натянутой усмешкой ответила Гвендолин. — Я не из тех женщин, которые ставят мужчине в вину любую произнесенную вслух глупость.

— Какая ты хладнокровная и рассудительная!

— Такая уж у меня натура: хладнокровная и рассудительная. А вот ты холерический романтик, который убеждает себя, что влюблен до безумия.

— По-твоему, на самом деле я тебя не люблю, так?

— Я знаю только то, что я тебя… не люблю!

Гвендолин повернулась спиной к Феликсу, досадуя на свой резкий тон.

— Я ничего тебе не обещала, — произнесла она уже спокойнее и окинула взглядом разложенные на полу подушки, еще сохраняющие след двух лежавших на них тел. — А раз не обещала, то не могу обманывать тебя.

— Но что делать, если все сказочные рыцари влюбляются в прекрасных дам, с первого взгляда? — спросил, приподняв брови Феликс.

Ирония в его голосе разозлила Гвендолин.

— Пошли они к черту, эти рыцари! Я не просила тебя влюбляться в меня. Мне вовсе не нужно, чтобы кто-то любил меня.

Феликс поймал рукой ее подбородок и приподнял его.

— Веди себя так и дальше, и никто тебя не полюбит, — сказал он с ослепительной улыбкой и добавил: — Никто, кроме меня.

Гвендолин почувствовала, что еще минута, и она не сможет больше сопротивляться. А потом эти воспоминания о ласковых руках и жарких губах…

— Надо прибраться! — громко объявила она и в подтверждение этих слов сгребла со стола пакет из-под кукурузных хлопьев и конфетные обертки. — Помогай мне!

Она пихнула Феликса локтем в бок.

— Ты же знаешь, какие мы, «девы», артистки и чистюли!

Через четверть часа кабинет блестел как новенький. Занимаясь привычными делами, Гвендолин успокоилась, приободрилась и ощутила себя вполне готовой к любой схватке.

Она откатила тележку с ведром и шваброй обратно в туалет, а когда вернулась… весь пол был усыпан пестрыми обрывками журнальных страниц.

— Глазам своим не верю! — Она неодобрительно покосилась на Феликса. — Я только что вылизала здесь пол, мистер Миллингтон. Как ты умудрился так быстро намусорить?

— Нет ничего проще, — с кривой усмешкой ответил он.

— Радуешься? — вспыхнула Гвендолин, подобрала журнальные клочки и швырнула их в корзину для бумаг. — Если ты устроил то же самое в остальных комнатах, то иди и убирай сам.

Феликс подошел к ней и обнял за талию.

— Я бы предпочел заняться кое-чем другим, — сказал он и потерся носом о ее плечо.

— Я понимаю твои устремления… но ничего из этого не получится. — Ледяной тон отповеди никак не вязался с учащенным биением ее сердца. Но она решила идти до конца. — Время развлечений кончилось, Феликс Миллингтон!

— Ты на редкость соблазнительна, — задумчиво произнес он. — Несмотря на всю свою допотопную чопорность.