Директором лесопилки был еврей Гольдштейн, адвокат по профессии. До войны имел дело с лесом, как Фриц с Папой Римским (слова Фрица). Но пристроился и справлялся. Человек был неглупый и оборотистый.

— Ты — сынок Гольдфрухта? Боже мой! Что ты хочешь?

— Нужны доски.

— Какой вопрос?! Сколько?

Загрузили машину. Выписали наряд. И каждый месяц Фриц ездил за деревом — досками, столбами. Как-то заночевали у Аркадия. Дом стоял на горе повыше дороги (шляха). Хороший довоенный дом, как строили раньше на Буковине. Погода летняя, Фриц спал на веранде. Шофер и грузчик в кузове на соломе, машину загнали за дом. Ночь была безлунной. Сквозь сон слышно было движение по шляху, приглушенный шум. Что такое? Утром Аркадий плечами пожал. Наверно, солдаты, пограничники… Позже выяснилось, через село шли бандеровцы. Старший брат Аркадия воевал у них. Село укрывало партизан.

Тогда Фриц этого не знал. Утром отправились на лесопилку. Выехали за село, на лесную дорогу. Тут солдаты, ребята, в основном, восточного вида: казахи, узбеки. Дальше нельзя. Оцепление. Разворачивайтесь. Потом выяснилось, что за день до того на лесопилке повесили двух прикомандированных — главного механика и еще кого-то. Гольдштейна на месте не оказалось. У него была причина, но, как выяснилось позже (в сугубо личном разговоре с Фрицем), ему посоветовали в городе задержаться на два-три дня.

Повернули назад. Только отъехали, на дорогу выскочил человек в гражданском — пиджак, сапоги. Глаза безумные… — Подвезите до города. За мной бандеровцы охотятся.

В кузове был рабочий. Свой человек. Фриц лишнее не спрашивал. — Лезьте наверх, садитесь вон там, в угол, брезентом прикройтесь. И помалкивайте. Вы — немой и глухой. Пиджак снимите, вот вам рабочая куртка.

Проехали немного, буквально триста метров, опять — стой. На этот раз хлопцы с автоматами:

— Що, панове? Куди їдемо?

— Додому.

— А що везете?

— Нічого. По дерево їхали, але туди не пустили. Кордон стоіть.

— Ясно. А що, не бачили тут нікого?

— Ні.

— А хто ці люди?

— Шофер, грузчики.

— Ну, добре. Курити у вас є?

— Нема.

— Ну, то у нас є, беріть…

Проехали село, еще несколько километров. Остановились. Человек в кузове встать не может, обмочился. — Никогда не забуду, вы мне жизнь спасли.

Кто такой, непонятно. Просил дать фамилии. Он доложит. Фриц категорически отказался. Забудьте. Довезли до города, Человек сошел, а они поехали дальше.

Переезд в Киев. Фриц наладил образцовое производство. Автомобильный бизнес при всей его неразвитости (а, может быть, благодаря ей) пользовался повышенным интересом. Фриц стал уважаемым человеком. Занял приличное положение — мужчина при зарплате, хорошем питании. После лагеря он вперед не загадывал. Получал удовольствие от жизни. Тридцать лет, прекрасный возраст, жизнь начала складываться.

И тут пришел озабоченный начальник. Вызвал Фрица, оглядел и совсем загрустил. — Сдавай дела, Борисыч. Поедешь в Киев.

— Как, что… Какой Киев?

— Ничего не знаю. Велено передать. Чемоданчик собери. Завтра утром жди машину, отвезут тебя на вокзал. А пока расскажи ребятам, где, что, чтобы они без тебя не дров не наломали.

— Я еще паспорт не получил. Куда ехать? — Фридрих Бернгардович пытался возражать. Куда? Зачем? Начальник только рукой махнул. Он был расстроен хуже некуда. На Фрице держалось все производство, в том числе, его директорское благополучие. Видно, приказ поступил из таких мест, с которыми не спорят.

Как это все понимать? Был ли Фридрих Бернгардович завербован? Или, что называется, на крючке? Похоже, что так. Как иначе, после его путешествия в Бухарест? Потому и приказали ему, как человеку подневольному. Но если так, почему через администрацию, а не напрямую, лично? Впрочем, и тут можно объяснить. Фридрих Бернгардович уже занял положение, имел вес, исчезать непонятно и неожиданно — это не его вариант. А так все делалось официально… В общем, аргументов хватает на все случаи.

Вечер ушел на прощание с подругой. Фриц чувствовал, вернется нескоро. Мысль о возможном аресте не беспокоила, если бы хотели, забрали внезапно. На следующее утро за ним заехали, отвезли, простились вежливо, вручили билет и командировку от обкома партии. Сказали, что в Киеве встретят. Прямого поезда до Киева не было. Предстояла пересадка. Поезда пришлось ждать долго. Доехал, наконец. Никогда раньше в Киеве не был. Без паспорта, с одним чемоданчиком. На перроне подошел человек. Очень худой. Вы такой-то? Как ваше имя, отчество? Пойдемте со мной. Куда? Не волнуйтесь, пойдемте. Вышли на привокзальную площадь, там ждала эмка. Проехали недалеко, на улицу Чкалова. Старый многоэтажный дом в самом начале улицы, неподалеку от Евбаза (еврейского базара), так он тогда назывался, теперь — площадь Победы. Прошли в квартиру, двухкомнатную, почти пустую. Стол и несколько стульев. Дух табачный, атмосфера казенная. Выбирайте комнату, располагайтесь. Спутник назвался товарищем Ревенко. По имени, отчеству до нынешних дней точно не запомнились. Странно, но, допустим, Иван Иванович. Сели ужинать. Иван Иванович бутылку достал. Что не пьете? Совсем? Не хотите, как хотите. Минеральную воду? И, действительно, принес откуда-то. — А теперь отдыхайте, утром поедем на вашу новую работу.

Так все и было. Пришла за ними та же машина, сели они с Иваном Ивановичем и проехали к большому серому зданию. Совета Министров. Пропуска готовы, в его пропуске вклеена фотография с его Дела. Таинственное это дело ходило за ним тенью многие годы, то никак себя не обнаруживая, деликатно, то всплывая грозно.

Поднялись на свой этаж, восьмой, как позже выяснилось Обстановка произвела впечатление. Давно Фриц такой не видел. Беженец, пленный, лагерник, сейчас с дороги он еще в баню не успел. А тут ковры, мебель. В большой комнате сидит молодой человек. По левую руку — телефоны и по правую. Маг и волшебник. Поднялся из-за стола. Вы такой-то? Подождите, вас сейчас примут. Ведут в другой кабинет, намного больше первого (то была приемная). Хозяин сравнительно молодой, лет сорок пять. Встал, стол обошел, поздоровался за руку.

— Вы меня не знаете, я вас знаю. Я езжу на вашей машине, она мне очень нравится. Так что позвольте поблагодарить. Я хочу с вами работать, и думаю, как вас использовать. Присаживайтесь. Расскажите о себе.

Проговорили часа полтора. Где Фриц учился, откуда знает автодело. Какие машины предпочитает. О Кембридже пару слов. Очень приличный человек оказался, прекрасный русский язык, а когда узнал, что Гольдфрухту румынский ближе, сам перешел на румынский. Несколько фраз, с трудом, но все-таки.

Сенин Иван Моисеевич. Заместитель председателя Совета Министров. Обращался к Фридриху Бернгардовичу исключительно на вы. Вызвал секретаря. Подготовьте товарищу Гольдфрухту кабинет, завтра он выходит на работу.