Фриц был единственным, кто имел доступ в обеденный зал. Кое-что о наших порядках иностранцы знали (а еще больше были напуганы), понятно, Гольдфрухт вызывал подозрение. Повышенную настороженность проявляли англичане. Их было несколько, но особо запомнились двое. Младший — сын владельца фирмы, старший — наемный специалист, лет пятидесяти. Сын тут же сошелся с местной красоткой, носил украинскую вышитую рубашку (вышиванку), подруга подарила. А специалист учился в Кембридже, как и Фриц. Сначала Фрицу не поверил, а когда получил доказательства, насторожился. Как такое может быть? Как ты здесь оказался? Из Черновцов? А где эти… он и выговорить не мог… Тшерновитсы. Приходилось долго объяснять. — А что ты здесь делаешь? — Представляю правительство на приемке и отгрузке техники?.. Это, вроде бы, англичан убедило.

Не все были такими подозрительными. Одно время сложилась спортивная компания, просили Фрица, чтобы сопровождал на пляж. Каждый выходной. Заказывали машину, по дороге докупали еду — колбасу, хлеб, масло. Плавки Фрицу подарили, кажется, мелочь, но у него не было. Отношения с этими людьми были приятельские. Уже выстроился барьер, который отделял советского человека от иностранца, и Фриц реально его ощущал. Что он мог этим людям рассказать? И зачем? Сбежать он не мог, тайных интересов за границей у него не было.

Труднее всего было с нашими оперативниками. Гольдфрухт на них насмотрелся, и все равно удивлялся. Как их отбирают и готовят?.. Хоть люди всего лишь делали свою работу. Чуть ли не каждый день он должен был докладывать. Звонили, вызывали в особую комнату (такая была в гостинице) и требовали отчет. Его опекал очень серьезный — и по виду, и по полномочиям — эмгэбист, но чаще с ним работали двое. Расспрашивали придирчиво, хотя для самого Фридриха Бернгардовича, из гущи, так сказать, событий, разговоры эти не стоили ровным счетом ничего. О чем говорят? Чем интересуются? Интересовались иностранцы одним и тем же, по крайней мере, в разговорах с ним. Как провести время? Традиционных приморских развлечений в тогдашней Одессе явно не хватало, люди тосковали по женщинам, привычному колориту портовых городов. В свои коварные планы Фрица не посвящали. Скорее всего, их не было, так Фриц считает.

Повезло Фрицу с австралийцами. Санитарная инспекция по каким-то соображениям (сказали, что есть крысы) не пропустила корабль в порт. На нем привезли австралийскую шерсть, огромные тюки. Команду поселили в гостинице Красной, а капитана с первым помощником в Центральной, в номере рядом с Фрицем. Естественно, они тут же познакомились. Вечером капитан пришел к Фрицу, принес виски. Сидели, пили, разговор шел заурядный, пока капитан не попросил Фрица достать пару килограмм икры — красной или черной, а лучше — и той, и другой. Жене хотел привезти. Икра тогда в продаже была и сравнительно недорого, по крайней мере, Фриц себе часто покупал, понемногу, чтобы съесть сразу. После лагеря он стал гурманом и не отказывал себе в деликатесах.

Но как быть с австралийцем? Денежные операции исключались. К тому же при входе в гостиницу стоял контроль, могли обыскать, такое случалось. Для него эта операция могла закончиться новым сроком. Конечно, Фриц мог купить икру себе, тем более, в фабричной упаковке, в банках, как положено. Но в таком количестве? Были бы вопросы. Австралиец предложил обмен. Он отдаёт костюм шерстяной, серый, макинтош, рубашку, пару галстуков и ещё какую-то мелочь (с годами забылось). По тогдашним ценам очень выгодно. Фриц пообещал дать ответ на следующий день.

На встрече с сумеречным эмгэбистом он изложил ситуацию, а от себя добавил: — Неизвестно, сколько мне еще здесь, поглядите, в чём я хожу (одет он был, действительно, убого). А мне на официальных встречах приходится бывать, документы подписывать, с деловыми представителями общаться. Что они обо мне думают? Не только обо мне, о стране?

— Выпишем вам деньги, купите одежду.

— Какую одежду? Разве здесь можно что-то купить. Они над нами смеются. Я предлагаю, вы мне даете разрешение, я покупаю икру и меняюсь с ними на одежду. Так будет намного дешевле.

Эмгэбист тяжело задумался. — Я эти вопросы не решаю. Потяните время, пока я сделаю запрос.

Два дня Фриц уклонялся от ответа изголодавшемуся по икре австралийцу. Наконец, разрешение было получено, опекун даже выдал часть необходимой суммы на обзаведение. И объявил строго. — Сразу ко мне. Я лично проверю, что вы там наменяли.

Фриц обзавелся икрой. Австралиец радостно вручил ему половину своего гардероба и матерчатую сумку впридачу (сумка до сих пор у Фридриха Бернгардовича). В нее все уложили. С этим Фриц, не выходя из гостиницы, заявился к опекуну.

Что там было? Светло-серый костюм, красавец, чистая шерсть. Макинтош, блестящий, английский, с множеством карманов, рубашка оранжевая, и штук пять галстуков. Все это Фриц выложил на стол.

Опекун перетряхнул вещи и велел Фрицу примерить. Оказалось исключительно впору. Хорошо, что опекун был в два раза полнее, и, возможно, поэтому не испытал собственнических чувств. — Слушайте, оно же прямо на вас…

Но выразил свои чувства как-то мрачно. Фриц спохватился и поделился с опекуном галстуками, себе два оставил. Разошлись, довольные друг другом.

На оставшиеся деньги Фриц купил пару туфель. И стал настоящим франтом, вернул себе довоенный шик. В таком виде явился в Киев. Тридцатилетний молодой человек. Франт. Пришло время жениться.

Известно, что, помимо нежных чувств, к женитьбе приводят разные обстоятельства. Здесь началось с того, что наступила зима, и квартира Гольдфрухта оказалась совершенно к ней неприспособленной. Холод стоял зверский. С дровами и углем — постоянные проблемы. Свет почему-то гас. Если бы Фриц сидел на месте, наверно, можно было бы обжиться. Но возвращаться всякий раз в вымороженную комнату не хотелось. Фриц отправился в Хозяйственное управление Совета Министров и изложил скромную просьбу, дать одну комнату с отоплением и светом. Его отправили по адресу на Институтскую улицу. Тут в одной квартире жила заведующая детским садом завода Арсенал с дочерью. Муж погиб на фронте. Вторую комнату занимал инженер тоже из Совета Министров, постоянный командировочный. Третью комнату отдали Фрицу. В квартире — паровое отопление, кухня. По-видимому (из описания за давностью лет трудно понять), квартира была ведомственная, потому что досталась Фридриху Бернгардовичу с обстановкой — шкаф, стол, стулья и кровать, даже с постельным бельем в шкафу. В общем, комфорт. Заведующая детсадом оказалась славной женщиной, всегда держала горячий чайник. Ее дочь — Света от Фрица не отходила, звала его дядей Федей. Светина мама говорила: — Федя, вам просто необходимо жениться. Нельзя чтобы такой мужчина ходил холостяком… Она сама была не прочь заполучить Фрица. Но (женщина оказалась непрактичная) познакомила его с подругой Фаиной Лазаревной Зильберштейн.

С тех пор, как Фридрих Бернгардович стал работать в Совмине, он стал завидным женихом. Это всем ясно. И Фаина Лазаревна оказалась основательной женщиной. Она уже побывала замужем за полковником, жила с ним в Ленинграде, развелась и вернулась к родителям в Киев. Фаина Лазаревна закончила юридический техникум, работала в юридической консультации. Жила с родителями в комнате по улице Круглоуниверситетской, 4. Отец Фаины Лазаревны заведовал магазином (что не слабо), мать — домохозяйка. Сошлась Фаина Лазаревна с Фрицем быстро, зарегистрировали брак спустя неделю после знакомства. Перегородили шкафом комнату и стали жить, родители жены — с одной стороны, молодожены — с другой. Шел пятидесятый год.