Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чиркнула спичка. Мишка выругался, потому что та сломалась. Он взял другую, снова сломал и только с третьего раза смог закурить. Сквозь щель в заборе Тонька смотрела на Мишку, тот был бледен, его руки подрагивали.
«Опять напился. Ну и ладно… Может, оно и к лучшему…» – подумала девушка.
Мишка сделал несколько глубоких затяжек и вдруг рванулся к калитке.
Выскочив со двора, он пролетел мимо. Тонька двинулась следом, уверенная в том, что он идет к их дому, чтобы наконец-то увидеть ее. Однако вскоре она поняла, что ошиблась. Мишка шел в другую сторону.
Комок подкатил к горлу. Тонька поднялась и потопала следом.
Они шли по дорожке, Мишка несколько раз останавливался, что-то бурчал и ругался. Он курил на ходу и то и дело поправлял воротник. Когда они остановились возле милицейского участка, в окнах которого горел свет, Мишка поднялся на крыльцо и постучал. Дверь отворилась, и на пороге появился Володька Пчелкин в милицейской рубашке с расстегнутым воротом и тапках. Тонька была сильно удивлена. С тех самых пор, когда они сцепились из-за нее в клубе, Мишка и Володька ни разу не общались.
«Что это значит? Зачем это Мишка сюда явился?» – мелькнула в голове у девушки мысль, и она вдруг ощутила страх.
– Пришел? Ну, заходи! – сказал Володька без обычного злорадства и шире открыл дверь.
Мишка вошел, дверь захлопнулась.
Тонька простояла на холоде возле участка не меньше часа. Мишка так и не вышел. Понурая, она поплелась домой, завалилась в постель, гадая, зачем Мишка пришел к Володьке. На следующий день от одной из соседок Мишки Тонька узнала, что та видела, как утром, еще до первой дойки, Мишка шагал в сторону трассы. Другая соседка сказала Тоньке, что видела, как ее Мишка поймал попутку и уехал на ней в сторону Пскова.
Глава третья
Антонина замолчала и о чем-то задумалась. Зверев тоже молчал, не решаясь ее тревожить. Он молча ждал, и вскоре Антонина вновь заговорила:
– Спустя месяц от Мишки пришло письмо. Короткое такое…
– Оно у вас сохранилось?
– Еще чего! Я его сожгла.
– Что это было за письмо? Что он написал?
Антонина усмехнулась.
– А что в таких письмах пишут? «Прости… все изменилось… должны расстаться».
– Другую встретил?
– Если и встретил, то мне об этом неизвестно. Тут скорее было другое.
– Но он ведь женился на другой, – подсказал Зверев.
– Женился, но это случилось позже.
За окошком послышались голоса, мимо дома прошла шумная компания, горланя песни. Антонина подошла к колыбельке, поправила подушку и вернулась на прежнее место. Зверев терпеливо ждал, обдумывая услышанное. Он все еще никак не мог понять, что хочет сказать ему Антонина, а точнее, не решается сказать. Наконец она решилась.
– Я уже позже все поняла…
– Что?
– Почему Мишка меня бросил.
Зверев поморщился.
– Простите, но я не понимаю, отчего же вы тогда расстались.
Глаза Антонины грозно сузились, губы исказила гримаса.
– После того как все это случилось, Пчелкин как будто снова ожил. Снова стал вокруг меня виться, улыбался, помощь предлагал, даже цветы один раз подарил. Не розы, конечно, а так…
Антонина усмехнулась. Зверев нервно закусил губу, ему очень хотелось курить, но он боялся даже вымолвить слово. Антонина наконец-то снова заговорила:
– Когда у меня пузо стало расти, деваться уж было некуда. Соседские бабы шептались, мать смотрела косо, а я не знала, что делать. Тут-то Пчелкин и явился. Надел свой лучший костюм и выдал как на духу. Сказал, что ребенка моего как своего примет. Обещал любить до гроба и все такое.
– И замуж позвал.
– Позвал.
– И вы согласились.
– Согласилась. В селе без мужика, сами, поди, знаете, – не сахар. Потом родила я, а чуть позже Глашку вот родила. Мать спустя пару лет померла, сестры в город подались, а мы с Володькой здесь жить остались. Жили как могли, не хуже других…
– А что же Войнов?
– Мишка в очередной раз только спустя год появился. Да тоже не один, а с молодой женой. Обстроили они домик свой, наезжать туда стали. Потом у них тоже дите появилось, а я, как он приезжал, старалась со двора не выходить. Только на работу и обратно до дома бегала. Я дояркой на нашей ферме работаю. Так вот как-то все же встретились мы. Столкнулись как бы случайно, ну и обменялись парой слов.
– О чем говорили?
Антонина поморщилась.
– А что в таких случаях говорят? Как дела, как семья, как работа?
– А он?
– Да все то же самое спрашивал. Я когда после того разговора домой пришла, Володька тут же на меня окрысился. Видно, кто-то ему шепнул, что мы общались. Обозлился, стал расспрашивать, что да как. Обозлилась и я, сказала, чтобы не лез не в свое дело. Он в крик, а я ему, мол, дурень ты! С Мишкой у меня больше нет ничего и быть не может! Он не поверил. И, гад такой, в первый раз Темкой меня попрекнул. Ну я и сорвалась…
– То есть?
– По морде ему дала…
– А он?
Антонина усмехнулась.
– Заревел как медведь. Он ведь только с виду обычный, а сила у него медвежья. Про то все знают, не зря его все наши мужики боятся. Думала, пришибет он меня, а он плюхнулся за стол и разрыдался, как баба.
Зверев сглотнул и постучал по карманам в поисках папирос. Женщина на него не смотрела и спустя пару минут продолжила:
– Проревелся он, потом нос рукавом утер, достал штоф самогону и давай хлыстать стакан за стаканом.
– Надрался?
– Не то слово как надрался. Я его таким ни разу не видела. Рассказывать мне стал, как к Мишке меня ревновал, про службу свою рассказал, а потом и про тот день рассказал. Про тот самый день, когда мой женишок непутевый Мишка после той охоты к нему в хату явился. Вот тут-то Володька мне правду и открыл.
Зверев вздрогнул.
– Какую правду?
Антонина подошла к колыбельке, качнула ее и вернулась за стол.
– Сказал мне, что в тот