– Ты обещала рассказать мне о своем тяжелом детстве, помнишь?

Анна кивнула.

– Помню. Но мне сейчас так хорошо, что вовсе не хочется об этом вспоминать.

– Ну пожалуйста. Мне интересно. Мне хочется все о тебе знать.

Она глянула на него ласково и доверчиво, отчего у Жени сладко заныло сердце.

– Я действительно так нравлюсь тебе? Так сильно?

Он кивнул, продолжая пожирать ее глазами.

– Хочешь покурить?

– Я не курю.

– Я не имею в виду обычные сигареты, – она многозначительно улыбнулась.

Женя вспомнил, как Вика говорила про то, кого называют «читателями». Значит, все в точку.

– Нет, – сказал он твердо.

– А я, с твоего позволения, побалуюсь. – Аня встала, достала с полки небольшую коробочку, вынула из нее сигару и зажгла. По комнате распространился характерный приторный запах.

– Ты тоже мне нравишься, – тихо проговорила Аня, выпуская Жене в лицо клубы пахучего дыма. – И я… я верю тебе. Ты ведь не осудишь и смеяться не будешь?

– Смеяться? Над чем? – не понял Женя.

Аня, казалось, не слышала его. Она задумчиво смотрела куда-то мимо него, вдаль, на лице ее было написано сомнение.

– Хорошо, я расскажу тебе, – наконец проговорила она. – В детстве я была другой, не такой, как сейчас. Стеснялась одноклассников, считала себя уродиной.

– Ты??? Шутишь? – Евгений действительно не верил, что Анна могла не быть красавицей, несмотря на то что помнил слова Вики.

– Погоди, сейчас. – Она поднялась из-за стола, подошла к изящному белому комоду и достала из ящика небольшой фотоальбом. – Вот, смотри. – Аня раскрыла страницу на одной из фотографий.

Женя увидел унылую девочку лет пятнадцати с двумя тощими косицами, понурым взглядом и тонкими губами.

– Кто это?

– Я. В восьмом классе.

– Не может быть, – не поверил Женя. – Это не ты. У тебя совсем другие волосы, и взгляд, и вообще…

– Волосы – дело рук опытного мастера, – усмехнулась Аня. – Остальное это тоже деньги. Ну и психология. Теперь я уверена в себе на двести процентов, а тогда чувствовала себя гадким утенком. Меня дразнили дылдой, Эйфелевой башней, телевышкой. А еще бледной спирохетой.

– Кто дразнил? Одноклассники?

– Да. Особенно одна компания. Ею руководил наш заводила. Жуткий и примитивный тип. Его звали Влад. Влад Куличенко. – Лицо у Анны сделалось мрачным и холодным.

В голосе послышалась злость.

– Тебе он нравился? – осторожно спросил Евгений, боясь нарушить атмосферу близости и доверия, возникшую между ними.

– Нравился? Мне? Ты шутишь?? Вон его фото, в спальне. Посмотри, он похож на огромную гориллу. – Анины глаза сверкнули ненавистью.

«И все-таки это она! – подумал Женя. – Она убила Машу. И сделала каким-то образом так, чтобы под подозрением оказался Куличенко».

– Да, я видел, – как можно спокойней произнес он. – Почему это фото стоит у тебя в спальне? Вы близки? Он твой любовник?

– О, это долгая история. – Лицо у Ани постепенно разгладилось, она вздохнула и налила себе еще вина. – Ты хотел знать, как я попала в эскорт? Ну так слушай. Благодаря Куличенко я тут и оказалась. Из школы меня выперли, потому что я не справлялась с учениками. Мама умирала и мучилась. А я не могла не то что лекарства ей купить, но и ела один раз в день. И как-то однажды почувствовала, что не могу больше… – Аня замолчала и вытерла едва заметную единственную слезинку, скатившуюся по розовой щеке. – Я… я решила умереть. Подумала – хватит небо коптить, все равно от меня толку ноль. Кто я? Жалкая зубрила с никому не нужным университетским дипломом в кармане, Дылда, Эйфелева башня. Я сидела на скамейке в парке возле дома и думала, как лучше свести счеты с жизнью. Отравиться? Это нужно достать необходимое и проверенное лекарство. Повеситься? Меня смущало, что при этом вываливается язык. Спрыгнуть откуда-нибудь? Страшно. Да и можно выжить и остаться инвалидом… пока я так думала, рядом остановился какой-то мужчина. Я не сразу его заметила, подняла глаза, только когда он окликнул меня.

– Шепетович! Ты, что ли?

Я взглянула на него, и меня охватила паника. Это был он, мой мучитель, Влад Куличенко собственной персоной. Выглядел он отлично – несмотря на избыточный вес, был вполне спортивен, модно и дорого одет, хорошо подстрижен, в руках держал смартфон последней модели. Я увидела кроссовки на его ногах и поняла, что в парке он совершал пробежку.

– А ты все такая же… страшная. – Он заржал, так же громко и нагло, как в школьные годы. Его даже учителя не останавливали, боялись делать ему замечания. Я молчала, онемевшая от боли, унижения, отчаяния, ото всего.

– Ну рассказывай, – велел Куличенко, закончив гоготать. – Как живешь? Чем занимаешься? По виду твоему не скажешь, что ты сильно преуспела. – Он ухмыльнулся.

Я хотела встать со скамейки и уйти, но у меня не было сил. Я чувствовала себя такой ничтожной и слабой, просто жалкой улиткой. Из глаз моих хлынули слезы.

– Эй, ты чего? – Куличенко пренебрежительно присвистнул. – Ты же уже взрослая, не школьница. Чего ж ревешь?

И я… не знаю, что на меня нашло, но я рассказала ему все: о маме, ее болезни, безденежье, отчаянии. Даже о том, что только что планировала совершить самоубийство. Куличенко слушал внимательно, лишь пару раз отвлекся для того, чтобы ответить на звонки.

– Ну вот что, – проговорил он, когда я, вся в слезах и соплях, наконец закончила свое печальное повествование. – Самое простое было бы оказать тебе спонсорскую помощь, как бывшей однокласснице. Но у меня твердое правило – я не занимаюсь благотворительностью. – Он осклабился и смерил меня омерзительным животным взглядом с ног до головы. Я молчала, опустошенная и обессиленная долгими слезами.

– Послушай, Дылда, я могу предложить тебе работу. Это как раз то, на что ты сгодишься. Во всяком случае, твой рост – самое оно для этого.

Я ничего не понимала. Я думала, он хочет предложить мне заниматься каким-нибудь баскетболом – меня много раз звали в секцию из-за высокого роста.

– Чего молчишь? Язык проглотила? – Он продолжал разглядывать меня в упор, и до меня понемногу начало доходить. – Я сейчас спонсирую одну фирму, там нужны девчонки вроде тебя. Фигура у тебя вполне модельная, морду только подправить нужно и мозги прочистить.

Я решила, что он имеет в виду работу на панели, и в ужасе замотала головой.

– Да не боись, никто тебя трахаться не заставит. – Куличенко панибратски похлопал меня по плечу. – Будешь сопровождать серьезных людей по их делам и интересам. За это хорошо платят. Вылечишь свою мать или, по крайней мере, облегчишь ей конец. Сама наешься досыта. Шмотки купишь.

Он смотрел на меня выжидательно. Я подумала, что это все равно конец. Пусть не самоубийство, но конец той прежней Ане Шепетович, скромной и тихой отличнице, первой студентке на курсе университета. Мне предлагают быть девушкой по вызову, и нет никакой разницы, бордель это или фирма по эскорт-услугам.