моменту от рук я отбилась совершенно, и мать даже не стала меня искать. Махнула рукой. И я покатилась по наклонной. Пьянки. Курение. Травка. Ночные клубы. Стрип бары. Единственное, что не давало мне скатиться вниз, было то, что в свою постель я вообще никого не пускала. Наверное, сложно в это поверить… Но разборчивость в делах постельных было единственным, что давало мне моральное право считать, что я не скатилась на самое дно.

— Ночные клубы и уж тем более запрещенная травка – это дорогое удовольствие. Где ты брала на это деньги? – голограмма выхватила краем изображение Виктора.

— Воровала, — просто ответила Стрекоза. – Я даже от матери это не скрывала, когда появлялась в ее доме навеселе. Мне доставляло своеобразное удовольствие, видеть, как темнеют от горя ее глаза.

— Пороть тебя не пробовали?

— Согласно Женевской конвенции какого-то серо-дремучего года, на ребенка руку поднимать нельзя. О чем это я… А… рукоприкладство. Пробовали, конечно. Но к тому моменту, когда отчим поднял на меня ремень, было уже слишком поздно. Мать же… По-моему, она просто надеялась, что я перебешусь… Но я так и не перебесилась. С каждым разом я воровала всё лучше. И в какой-то момент поняла, что мне не хватает знаний. Записалась сразу в три института. И с той же жадностью, с которой воровала и заметь, не попадалась, я начала учиться. Примерно тогда Прохожие попали в сферу внимания русского патруля. А я познакомилась с мужчиной, который был приближен к Троице.

— Только приближен? – в голосе Виктора отчетливо был слышен скепсис.

И Стрекоза сдалась.

— Нет. Он был одним из Троицы. И он стал моим учителем. Криминальный гений… Он разработал операции, которые до сих пор никто не связывает с именем Прохожих.

— Эми?

Девушка кивнула.

— Что-то такое я подозревала. Но у нас нет ни единой зацепки о том, кто он.

— Кто этот человек? – тем временем спросил Виктор.

Стрекоза отрицательно покачала головой.

— Я не скажу. Он мой учитель. Он мой мужчина. Мой возлюбленный. Я просто… Я не выдам его.

— Даже если это будет значить, что я не буду вам помогать?

— Даже в этом случае.

— Хорошо, — после пары минут молчания, Виктор решительно кивнул. – Дальше. Но вы странно понимаете чувство благодарности.

— Это не благодарность. Это любовь. Да, он вытащил меня из той ямы, где я была. Помог выучиться, помог найти интерес в учебе. Я поучаствовала в завершающих, самых красивых и дерзких ограблениях. А потом на их сайте появилось сообщение о том, что они уходят. Распускаются. Он бросил меня… И я снова сорвалась. Несколько лет балансировала на грани между законом и воровством, потом сил у меня не осталось. Я снова начала воровать. Только со знаниями, которые у меня были. В том числе и благодаря моему учителю и любовнику, я стала еще опаснее… Потом появилась Гюрза. И я вступила в ее ряды. Только ты был не прав. Если бы меня привел мой… мой… учитель. То я легко вошла бы в самый высший эшелон Гюрзы. Но вместо этого, я оказалась в мелкой шушере. И всё началось заново. Меня на задание к тебе отправили только потому, что если погибну – будет не жалко.

Виктор кивнул.

— И? Что ты мне хочешь предложить? Ты же не просто так рассказывала мне слезливую историю своей прошлой жизни?

Стрекоза передернулась.

— У тебя это так прозвучало…

— Как есть. Я не романтик.

— Да, точно. Ты циник… В любом случае. Твоя ненависть к Гюрзе… Она из-за твоей семьи. Твоя семья погибла из-за самовольства четверых членов Гюрзы. Высшего, двух середнячков и одного низшего. Гюрза отдаст тебе эти четыре жизни. В обмен на помощь в поисках принцессы. И в обмен на твое обещание, что ты не будешь принимать участие в расследовании русского патруля.

— Мне…

— Надо подумать, — перебила Стрекоза Виктора. – Я понимаю. Как насчет того, чтобы встретиться здесь же, но через пару дней? Допустим, в пятницу. Это будет выглядеть как свидание. Никто ничего не поймет. Пожалуйста… Подумай.

Виктор отрицательно покачал головой, но Стрекоза уже вскочила с места.

— Меня зовут. Пожалуйста! Подумай!

Голограмма потухла одновременно с тем, как исчезла Стрекоза из кафе. Виктор взглядом поблагодарил Змея, переместившего к нему поднос с едой и кружку с кофе.

— Что думаете?

— Подстава, — отозвался Змей лениво.

Эми же набирала номер на видеофоне.

— Антик? Привет. Я тебе тут скину кусочек очень интересный записи. Прогони мне эту девочку по официальным каналам. А по неофициальным, будь добра, сличи мордочки. Хорошо?

Дождавшись ответа, причем, судя по довольной улыбке, сугубо положительного, Эммануэль посмотрела на видеофон. Затем на Змея и Виктора.

— Мальчики, — сказала она с хрипловатой ленцой в голосе. — Как насчет того, чтобы нанести визит вежливости приятному мужчине за сорок лет? Обеспеченному. К ответственности не привлекался. Обладает впечатляющей коллекцией картин. И был свидетелем по множеству преступлений. Я говорю о Диего Сервантесе.

— Эми… — Змей с трудом сдержался от нелицеприятных выражений. – Откуда?

— Ничего криминального! После того дела, по которому он был таким великолепным свидетелем, я с ним отношений и контакта не поддерживала, так что не надо меня смотреть таким горящим взглядом! Просто пару раз я встречалась с ним на вечерах у графа Монтесье. И мы очень приятно беседовали… Более того, именно там я получила приглашение заходить в любое время, чтобы посмотреть коллекцию его замечательных картин.

— Эми!

— И ничего! Никакого подтекста там, между прочим, не было! Поэтому не надо так сердиться!

— Эми…

— Да, да. Я понимаю, ты из-за меня переживаешь…

— Слушайте, — перебил обоих Виктор. – А как вы друг друга понимаете?

— Э?! – и мужчина, и девушка с абсолютно одинаковым изумлением уставились на детектива.

— Просто, Эммануэль, Змей три раза назвал тебя по имени. А ты полностью поняла всё, что он хотел сказать. Просто паранормальная связь какая-то!

— Ничего подобного! – фыркнула Эми. – Мы просто давно работаем вместе, вот и привыкли, легко догадываться, что именно пытается сказать кто-то из нас в тот или иной момент.

— Ммм…

— Кстати говоря, Виктор.

— Слушаю вас, прекрасная мадмуазель.

— А почему ты так удивился, увидев меня в доме Змея?

— Потому что он зарекался, что ноги женщины в его доме