Глава 14

Три шага вниз

Это истощение не было похоже на другие. Хотя, сказать ради справедливости, я терял сознание от перенапряжения всего несколько раз. Нужна выборка побольше.

Стоило глазам сомкнуться, что-то потянуло меня вниз, создалось ощущение, что я бесконечно падаю, падаю в озеро света.

В следующий миг ощутил, что стою в плохо освещённой комнате с парой окон, за которыми ещё не разошлись утренние сумерки. Горят свечи, а на меня смотрят такие знакомые лица. Три ряда парт с детьми, чумазые мордашки нахмурены, одна девочка даже отвернулась.

— Дрянной мальчишка, — в голове разразился удар, будто кто-то стукнул в огромный гонг.

Поворачиваюсь, чтобы увидеть насупленного парнишку шести лет. Он стоит перед преподавательницей. Его лицо опущено, но глаза сияют злостью и несгибаемой гордостью.

Дверь в класс открывается, входит невысокий человек с непомерно большим животом. Его шапка съехала в сторону, волосы прилипли ко лбу, лицо покраснело, как и нос. В комнате ощутимо запахло винными парами. Мальчик поднял голову и встретился с вошедшим взглядом.

Мужчина возвышался, как гора. В комнате разом стало тесно, все дети пригнулись. Одет пришедший был в овечий тулуп и добротные сапоги, а на пальцах красовался перстень, что выдавал всем благородным император Руси.

— Тот поганец, что моего Тимоху укатал? — окосевшим голосом спросил новоприбывший.

— Да, ваше благородие, он самый, — бабка, что обучала языку русскому, согнулась в три погибели, стала в разы меньше и убралась в угол, смотря на паршивца горящими злорадством глазами.

— Я боярин Злат Петров, — сказал мужчина ребёнку. — Знаешь, что это значит?

— Нет, — сверкнув глазами, ответил малец.

— Это значит, не тебе чернь вонючая моего сына грязными руками трогать, — произнёс боярин, сделал крупный шаг и врезал мальчику по лицу, звонко, так, что тот упал на колени.

Из разбитого носа парнишки пошла кровь, ухо горело, как и щека.

— Боров, — процедил мальчик.

— Что ты сказал⁈

Хмельной боярин, что уже отошёл, повернул голову в сторону поднявшегося ребёнка. Его ноги дрожали, но он стоял, смотря благородному в глаза.

— Повтори! — прорычал тот.

— Не будет в русском языке слов, что опишут всю низость вашего племени, — чётко выговорил мальчик, не сводя глаз с лица дворянина.

Мужчина снова подошёл, быстро схватил пацана за холку и повёл наружу, не забывая ругать на чём свет стоял.

Закинул в сугроб, как щенка, дёрнул из рук извозчика кнут и пару раз заехал по рычащему мальцу. Но тот не унимался. Поэтому пузан приноровился и треснул по голове наглеца сапогом, заставляя глупого ребёнка затихнуть. Посмотрев на дело рук своих, он сплюнул и пошёл прочь, занимая место в повозке, возле которой уже кружили три стражника в латах.

— Всё в порядке, ваша милость⁈ — спросил капитан стражи. — Надо было нам поручить, мы бы в миг…

— Чего я, с плешивым кутёнком управиться не смогу? — встал на дыбы боярин, но долго бунтовать не стал, уселся в сани и свистнул извозчику, чтобы тот поторапливался. Заскрипел снег, дуги саней и кожа хомута, унося благородного восвояси.

Мальца тем временем вынули из сугроба. Начались причитания учительницы. На оры подоспел мимо проезжающий лесник, тут же останавливаясь.

Крепкий конь быстро домчал до халупы на отшибе. Снег искрился и бережно ловил каждый луч восходящего солнца, когда двери дома открылись от пинка.

Лесник затащил парнишку внутрь, где тот жил в матерью и больным отцом.

— Нет! — закричала русоволосая усталая на вид женщина, падая перед маленьким телом, сваленным на пол в горнице. — Он мёртв⁈ Мёртв?

— Жив, сорванец, — прошамкал старик. — Да досталось ему немало, рука у боярина тяжёлая. Снова видать гонял этого поросёнка, Тимоху, шобы неповадно было детей крестьянских портить… Девочкам и шести нет, ан всё нет спасения от этого пёсьего сына.

— Святушка! Живой? — мать била мальчика по щекам, пытаясь привести в чувства.

— Живой… — тихо ответил ребёнок.

— Ну и чего пугаешь? Что снова случилось⁈ — задавала вопрос за вопросом матушка.

— Я победил, — насупился ребёнок с красным пятном во всё лицо на левой щеке. — Тимке уже пятнадцать лет, но ума нет, как говорят в учебнице.

— Говорила я, не след, не твоё дело, — покачала головой мать. — Опять тебя задирали?

— Да, задирали, — кивнул ребёнок, осматривая всё вокруг мутными от боли и слёз глазами. — За язык слишком правильный, за то, что не кланяюсь, за девочек наших, много за что.

— Я всегда тебе говорила, помнишь… — прошептала мать, прижимая голову сына к груди. — Прими свою силу, сынок! Будь милосерден и терпелив…

* * *

На моём лице появились две солёные дорожки. Я помню мама, я правда помню, я старался, старался пока был жив. Но кто сказал, что смерть приходит, когда наше сердце останавливается? Мы так мало знали о мире, ты так мало рассказывала…

Обстановка сменилась.

Я закрыл глаза, закрыл так сильно, как только мог, но ничего не получилось. Всё ещё был звук, а за ним в мозг калёным железом вонзилась и картина, которую я пытался забыть.

* * *

Два тела, два болтающихся на декабрьском морозе тела, висящие на тугой верёвке.

Звон колоколов, ни одной мысли, только звон колоколов.

Холодный снег, холодный настолько, что обжигает коленки, через лёгкие летние штаны.

Расписные снежинки, что падают на щёки, будто маленькие иголки.

Боль, плети мужчин, сгрудившихся, как стая цепных псов вокруг пойманного лиса.

Мальчик тоже закрыл глаза, как и я. Но это не помогало стереть из памяти вид разорванного платья матери, висевшего под аркой ворот ведущих к площади. Видел белые с синими прожилками груди, в прорехах драной ткани, синяки на шее и разбитое лицо с выбитым глазом, опущенное вниз, будто спрашивающее.

Что ты наделал, Свят?

— Будь милосердным, — шептал мальчишка под ударами плети, чувствуя пожар в груди, что прожорливо набирал обороты. — Будь милосердным… К чёрту… Терпи!

* * *

— Я слышал, что он из этой деревни…

— Богом забытое место.

— Воистину.

— Командир, демоны будут с минуты на минуту, легионы двигаются в сторону деревушки.

— Там кто-то остался? — спросил ледяной голос.

— Только семья боярина, он заправляет там всем, ну, вы знаете, — проронил солдат, отслеживая реакцию паладина.

— Не покидать позиции, встретим врага на возвышенности, в сторону деревни даже не дышать, я сам ею займусь, — повторил голос, полный вьюги.

Сам же парень, что отдал приказ, спустился вниз к горящим огоньками домам в селе. Прошёлся по его улицам, где царила тишина, люди слишком быстро покидали это место. Остановился у старого косого дома с заколоченными окнами. Прошёл до площади, где стояла упряжка в которую старый боярин в раскорячку толкал свою жирную жену и молодого сына с брюхатой невесткой.

Подойдя к упряжке, вынул кинжал, выпуская пару коней из тесного плена сбруи.

Лошадки испуганно всхрапнули и убежали, они чувствовали, что скоро тут будет не безопасно.

— Что ты делаешь, разрази тебя гром! — пробасил старик с лицом, что никогда не выйдет их памяти, сколько вина не выпей и сколько лет не проходи под солнцем.

— Я лишь отдал долг, — прошептал парень.

— Но я тебя в первый раз вижу! — заорал боярин, растерянно крутясь на месте. — Будь милосерден, что ты за человек такой…

— Милосердие давно мертво, — сказав это, парень расхохотался каркающим смехом и приложил ладонь к уху. — Они уже здесь, ты можешь попросить их о милосердии, как когда-то просила тебя она!

* * *

Закрытый квартал, вдалеке белозубый кремль, сверкающий красными боками.

Юноша с отросшими до плечей волосами отжимается на затоптанном до состояния камня плаце. Стекают капли пота, но он не останавливается. Жгуты мышц перекатываются в свете палящего солнца. Вокруг стоны других парней, что тоже вынуждены заниматься укреплением тела в столь жаркий день.

— Пойдём, скоро поединки один на один, — закончив упражнения, шепчутся приятели рядом. — Свят, ты идёшь?

— Да брось этого ненормального, он еще свою тысячу повторений не сделал…

— Ну, как знаешь, — протянул спрашивающий и ушёл прочь.

— Вот водичка, — проходящий мимо парень поставил перед отжимающимся металлический кувшин.

— Спасибо, — не переставая упражняться ответил парень. — А ты пошёл подраться?

— Да, — улыбнулся приятель. — Мне же надо