Леонид Петрович работал курьером в небольшой торговой фирмочке, развозил заказы. Его жена трудилась там же кладовщиком. Ничего особенного, скромные люди средних лет, зарабатывают мало, оттого, верно, и характер у супруги плохой. Эва помнила, как она все время ругалась и пилила мужа противным визгливым голосом, про таких мужья и говорят «пила ржавая».

На следующее утро Эва заскочила на семинар и подарила женщине, которая отмечала посещение, коробочку марципанов из Таллина, которая, к счастью, находилась у нее в сумочке и не пропала с остальными вещами. Эва спохватилась, что обещала Светке Милашкиной какой-нибудь сувенир, и купила его перед самой границей, не успев убрать в чемодан. Марципаны были выполнены в виде фруктов и лежали в симпатичной корзиночке, а корзиночка была упакована в коробку с бантом. Все вместе выглядело очень мило.

— Какая прелесть! — восхитилась секретарь и дала понять Эве, что насчет посещений она может не беспокоиться. В самом деле, занятия оплачивала фирма, а кто там ходит, кто нет — устроителям, в общем, до лампочки.

Прежде чем ехать на разведку в дом покойных Ершовых, Эва в Интернете навела справки об этом доме.

Дом принадлежал товариществу собственников жилья с незамысловатым названием «Пальмира». Кроме жилых помещений, в этом доме располагался салон красоты «Далила», магазин товаров для дайвинга «Человек-амфибия» и стоматологическая клиника «Веселый бобр».

По дороге, увидев продуктовый магазин, Эва остановилась возле него и купила две коробки самых дорогих конфет. Просто так, на всякий случай.

Дом Ершовых Эва увидела издалека — голубая многоступенчатая башня горделиво возвышалась над всеми соседними постройками, как королева бала над незначительными соперницами. Однако подъехать к этой башне оказалось непросто: она, вместе с окружающей территорией, была огорожена высоким металлическим забором, а единственный въезд перегораживал шлагбаум.

Эва остановилась перед шлагбаумом и посигналила.

Справа от въезда, на невысоком металлическом столбе, к которому крепился шлагбаум, загорелся красный фонарь. Под ним Эва увидела крупную надпись:

«Связь с охраной».

Эва вышла из машины, подошла к столбу. На нем было установлено переговорное устройство. Эва нажала кнопку, и из динамика донесся строгий голос:

— Куда — к кому — зачем?

— В стоматологию «Веселый зубр»… то есть «Веселый бобр»! — ответила она, вспомнив данные из Интернета.

— Проезжайте! Привет бобру! — ответил охранник, как показалось Эве, с некоторым разочарованием, и шлагбаум поднялся.

Эва проехала к дому, поставила машину на парковку, вышла из нее и огляделась.

Дом покойных Ершовых, как уже было сказано, представлял собой голубую ступенчатую многоэтажную башню с застекленными зеркальными лоджиями. На террасах перед этими лоджиями были высажены хвойные растения в кадках, вокруг самого дома красовались ухоженные цветники и клумбы.

На парковке стояли дорогие новые машины — «Мерседесы», «Лексусы», «Инфинити», «Ягуары» и другие шедевры зарубежного автопрома.

В общем, все вместе указывало на то, что в доме живут обеспеченные люди.

Курьер и кладовщица плохо вписывались в эту радужную картину возросшего благосостояния.

Перед подъездом, в котором находилась квартира Ершовых, стояла красивая кованая скамейка. На этой скамейке сидела женщина преклонных лет и весьма скромного вида. Вряд ли она была хозяйкой одной из элитных квартир — скорее всего, чья-нибудь теща или свекровь, выписанная из провинции.

Обычно на скамейке перед любым жилым домом сидят несколько пенсионерок, проводящих время в оживленной беседе и в наблюдении за соседями.

Однако есть труднообъяснимый социологический феномен: чем богаче дом, тем меньше перед ним общительных старушек. На скамейке перед домом Ершовых старушка была всего одна, и даже издалека было видно, что она скучает.

Эва решила этим воспользоваться.

Она подошла к скамье и вежливо спросила:

— Вы не против, если я тут посижу?

— Садись, милая! — ответила пенсионерка, немного подвинувшись, хотя места на скамье и без того хватало. — Скамейка — она общественная, погода хорошая, почему не посидеть!

Старушка посмотрела на нее одобрительно — сегодня Эва надела скромное на вид летнее платье в неяркий меленький узорчик. Юбка была достаточно длинной, и вырез неглубокий. Платье было из дорогого магазина в Таллине, но старушка, ясное дело, про это не знала.

Эва села, достала из сумочки носовой платок и промокнула сухие глаза. После этого она повернулась к старушке и грустным голосом проговорила:

— Вы ведь в этом доме живете?

— В этом, а как же! — Женщина приосанилась, словно окружающие красота и достаток отбрасывали на нее свой отсвет, поднимая ее в собственных глазах и в глазах других людей.

— Вы тут, наверное, всех знаете?

— Ну, всех-не всех, но многих…

— Вы, наверное, и Ершовых из восемьдесят пятой квартиры знали? — и тут Эва замолчала и громко всхлипнула.

— А я ведь знаю, кто ты, милая! — проговорила пенсионерка, немного придвинувшись. — Ты ведь Тамара, да?

Эва понятия не имела, кто такая Тамара, но на всякий случай издала неопределенный звук, который при желании можно было принять за согласие. Народу вокруг не было никого, если старуха что-то заподозрит, она всегда успеет дать деру.

— То-то я смотрю, что похожа ты на нее! — проговорила женщина, преисполнившись гордости от собственной проницательности. — Волосы такие же, и глаза, и вообще…

— Мне многие говорили, что я на нее похожа! — ответила Эва, не представляя, о ком идет речь.

— Ну да, ты ведь ей, Елене, родная племянница! — продолжала развивать свою мысль словоохотливая собеседница. — Родная кровь! А кровь, известное дело, — не водица!

Тут до Эвы наконец дошло, с кем сравнивает ее женщина: с Еленой Ершовой, покойной кладовщицей из этого дома. Она вспомнила сварливую, неумеренно накрашенную особу, похожую на мопса, которая сидела в автобусе слева от нее и всю дорогу ссорилась со своим мужем, и обиделась за такое сравнение. Волосы и правда были у той светлые, но вытравленные, а Эва — натуральная блондинка, только тона чуть добавлено.

Но для пользы дела она никак не показала свою обиду, напротив, сделала вид, что польщена сравнением.

— Ты мне сразу понравилась! — продолжала пенсионерка. — Гляжу — какая идет приятная девушка! Платьице симпатичное, сама воспитанная… Не то что эта Александра…

— Александра? — переспросила Эва.

— Ну да, Александра, тоже родственница их! Со стороны Леонида! — Женщина неодобрительно поморщилась. — Надо же, не успели они погибнуть, еще и похорон не было, а она — тут как тут! И в правление забежала, и Антона Антоновича обхаживать принялась, а ведь сама-то — седьмая вода на киселе… какая-то не то троюродная, не то четвероюродная, а туда же — на квартиру рассчитывает… а я Майе Ивановне сразу сказала — никаких у нее прав! Тоже мне, родня! Ни разу у них даже не показалась, а как квартира замаячила — тут как тут!