— Не забывайтесь, святой отец! — одернул его комиссар. — Я — верный слуга короля!

— Что вы, милорд, я это прекрасно помню, как помню и то, что здесь нет никого, кроме нас с вами, и никто не сможет подтвердить ваши слова, ежели вам придет в голову в чем-то меня обвинить. Но вам это в голову не придет, ибо вы — в моем монастыре, и вам выгодно мое сотрудничество. Кстати, что-то долго не возвращаются ваши люди.

Алексей Викторович Мышлаков проживал в коммуналке. И не в старинном доме с окнами на Невский проспект или на Неву (там коммуналок давно уже не осталось), а в очень запущенном трехэтажном домике в районе Пяти Углов.

Похоже, дом как построили в позапрошлом веке, так с тех пор и не ремонтировали, только жильцы менялись. Попасть в дом можно было, пройдя два двора и три подворотни, одной стороной окна выходили в этот самый темный двор, а другой — на грязную стену бывшей трикотажной фабрики.

Эва спросила дорогу у миниатюрной старушки, которая выгуливала такую же миниатюрную, непонятной породы собачку, и благополучно миновала не слишком чистые дворы.

Дверь единственного подъезда стояла нараспашку, о домофоне в этом доме слыхом не слыхали.

С другой стороны, Эва поняла, что так лучше, потому что аромат в подъезде стоял удушающий. Пахло кошками, крысами, прокисшими щами и помойкой. Эва зажала нос и одним духом поднялась на третий этаж, где находилась квартира Мышлакова.

Звонок на двери отсутствовал. То есть на ней было множество звонков, но ни один из них не работал. Может, во всем доме отключили электричество? Эва дернула за ручку двери, и ручка оказалась у нее в руках. Пока Эва удивленно пялилась на оторванную ручку, дверь потихоньку начала открываться. Потянуло сквозняком, очевидно, где-то было открыто окно.

Все это Эве очень не понравилось. Все знают, что в открытую дверь входить нельзя — там могут ожидать неприятные сюрпризы. Также нельзя, услышав непонятные звуки в подвале или на чердаке, спрашивать, кто там, нужно сразу орать, что вызываешь полицию и МЧС.

Тем не менее Эва всунула голову в открытую дверь и огляделась. Смотреть было не на что — длинный темный захламленный коридор и закрытые двери по бокам. На одной висела печать, следующая была крест-накрест заколочена досками. Эва пожала плечами и все же вошла в квартиру. Дверь не закрывалась потому, что на ней не было замка, он был вырезан с мясом.

Да, вряд ли относительно нормальный человек может жить в таком хлеву. Похоже, квартира эта вовсе нежилая. Эва все же решилась пройти дальше, авось хоть одна дверь открыта. Она прислушалась и уловила мужские голоса вдалеке. Что ж, придется идти на контакт, хоть узнает что-нибудь об этом Мышлакове.

В коридоре сильно воняло тухлой картошкой, а когда Эва подошла к последней двери, из-за которой слышались голоса, аромат стал и вовсе невыносимым. Возле двери стояла картонная коробка, испускавшая вонь. Эва потянула на себя дверь, осторожно переступив через коробку. Кто его знает, что там лежит, заденешь, она раскроется, а может, там и не картошка вовсе, а дохлый кот.

Эва поежилась, как-то ей стало неуютно в этом клоповнике. Опять же встретят ее явно деклассированные элементы, кто еще тут может обретаться? Вот что она вообще тут делает, хотелось бы знать?

На миг захотелось бросить все и уйти. Но куда? Эти, из конторы, ее в покое не оставят, удивительно, что до сих пор следователь никак не проявился.

Ладно, дело есть дело, ей нужно самой найти того, кто подложил бомбу в автобус, в противном случае все повесят на нее. А от алкашей она отобьется, физическая форма у нее отличная, на фитнес ходит и курсы самообороны посещала даже.

Эва задержала дыхание и толкнула дверь.

Комната была большая, но совершенно пустая. И темная, потому что, хоть на окнах и отсутствовали занавески, стекла были покрыты таким слоем грязи, как будто их последний раз мыли в честь полета Гагарина в космос. А может, и раньше.

По углам комнаты валялись какие-то узлы и коробки, у стены был брошен рваный матрац, на нем свернутое одеяло, очевидно, это было спальное место хозяина комнаты. Посредине стоял стол, то есть не стол, а козлы, на них была положена чертежная доска. Судя по тому, что она вся была проедена жучками, доску нашли на помойке.

Не в силах больше задерживать дыхание, Эва вдохнула и тут же об этом пожалела. К запаху тухлятины прибавился еще аромат давно немытого мужского тела и дешевого спиртного.

Тел было три. То есть не совсем тел, поскольку они еще сохраняли вертикальное положение, а именно, сидели за столом. На столе стояла початая бутылка дешевого пойла, две другие валялись под столом. Еще на столе стояли мутные граненые стаканы, пластмассовая ванночка из-под селедки и половина раскрошенного батона. От вида стола Эву затошнило. Она вяло удивилась, что этого не случилось раньше.

Один из обитателей комнаты повернулся, и Эва увидела совершенно деградировавшее лицо, ни проблеска интеллекта. Тем не менее при виде Эвы глаза его зажглись, как у заводного медведя.

Была у Эвы в детстве такая игрушка, бабушка Элла из Таллина прислала. Сидит медведь на пенечке, наливает в стаканчик из бутылки, потом выпивает. И такой процесс продолжается сколь угодно долго, пока батарейка не сядет. Так вот, когда запускали медведя, его глаза точно так же загорались.

— О! — сказал абориген. — А к нам гости! Какие люди! Девушка, а вы к кому это?

— Мне нужен Мышлаков Алексей Викторович, — сказала Эва, опасливо оглядываясь.

Сейчас эти скажут, что такой здесь не живет, и она поскорее пойдет. Феде позвонить, отругать, что сведения неверные. Ну не может нормальный человек в таком кошмаре жить!

— О! — снова сказал абориген. — Опять мне не везет! И почему это, как девушка — так к Лехе, а ко мне — никто!

Эва очень удивилась и перевела взгляд на второго аборигена. Это был довольно-таки молодой парень с безобразно опухшим лицом.

— А? — спросил он хрипло. — Чего?

— Леха, к тебе пришли! — заорал первый абориген. Он выскочил из-за стола и пересек комнату, припадая к полу и едва не опираясь руками, как горилла. — Бросай свою Ляльку, эта-то покрасивше будет!

Голос у него был слабый, даже когда кричал, выходило негромко, как будто старое ведро дребезжит.

— Я Лиля, — сказал третий обитатель комнаты. Точнее, сказала. Эва вгляделась и поняла, что это — женщина. На голове у тетки был колтун волос, под глазом лиловел здоровенный синяк, губа тоже разбита. Надето на ней было что-то невообразимое — не то халат, не то рабочая роба, вымазанная грязью.

— Че те надо, фря? — спросила она с угрозой и удержала Леху, который сделал движение, собираясь встать. Впрочем, стало видно, что собирался он не всерьез, поскольку был здорово пьян.

— Мне… Мышлакова Алексея Викторовича, его нет?

— Как это нету? — снова задребезжал первый абориген. — Вот же он перед тобой сидит — Мышлаков Алексей Викторович. Леха, папаню твоего Виктором звали?