Женщин на рынке мало, как покупательниц, так и продавщиц. Это, в общем, понятно: торговцы — народ небедный, жёны у них дома сидят обычно. А столичные покупатели и вовсе слуг отправляют на рынок, сами-то разве что за одеждой лично прогуляются. Магазины на Муданге тоже есть, они обычно располагаются в гостиной дома ремесленника, который делает товар. Ещё есть несколько магазинчиков импортных товаров, привезённых с Броги, Гарнета, Тамля или ещё каких-нибудь других планет. Но мне лично всё это разнообразие не очень нужно. Еду всё равно на рынке покупать надо, а всякие блага цивилизации у меня с собой. Хуже то, что инопланетные производители напрочь отказываются посылать товары на Муданг по туннелю, потому что он естественный и слишком часто проглатывает или выплёвывает в неожиданном месте то, что по нему едет, чтобы страховые компании могли на этом заработать. Так что когда у меня возникнет потребность в каком-нибудь немуданжском товаре, самым быстрым способом это получить будет попросить Сашку отправить с Земли. Тамошняя почта пока не знает, что тут туннель плохой, и выпендриваться не будет.

Однако как ни мало женщин на базаре, а вот же молоко я покупаю у тётки. Она, правда, с лица страшненькая, но за двумя своими коровами ходит хорошо. На Муданге коров мало держат, не знаю уж, почему, так что молоко обычно козье или овечье, а мне оно не слишком нравится. Я, правда, и пью-то его раз в неделю, ну ещё в кофе добавляю или, там, в тесто. А вот Азамат может в день литра три выдуть только так, и холодного, и горячего, и парного (вот уж гадость!), и ещё в печку ставит в толстостенном горшке, чтобы пенка образовалась. На местном молоке эта пенка выходит сантиметров пять, а то и десять толщиной, а на вкус что-то вроде очень жирных взбитых сливок. Но всё равно пенка, бе.

Так вот, эта добрая женщина согласилась мне лично делать пресный творог и сыр. Надо будет ещё попросить Сашку прислать вкусного кефира, чтобы она оттуда бактерию расселила.

А вот рядом с моей молочницей неожиданно супружеская чета. Он — мелкий (по муданжским меркам) мужичонка, тощенький такой и проворный, личико обезьянье бородой прикрывает. Она — мощная, крупная тётка (опять же, по муданжским меркам) с зычным голосом и большими сильными руками. Поскольку на Муданге вообще сильно развит половой диморфизм, то супруги получаются почти одного роста. Наверное, это считается очень некрасиво, насколько я уже имею представление о муданжском чувстве красоты.

Торгуют они орехами, сухофруктами, мёдом, каким-то псевдолечебным варевом и тому подобной бакалеей. Но я застыла перед лотком не поэтому. На мужике классический тёплый муданжский халат распахнут, под ним рубашка и штаны ну так расшиты, просто-таки так расшиты, что я и товара-то не вижу. Да и халат, хоть вышивки на нём немного, но сидит, как на принце каком-то. Так аккуратно и точно, что почти изящно, хотя в развязанном виде этот предмет одежды изящным быть не может в принципе.

Осознав, что неизвестно сколько времени стою перед прилавком с разинутым ртом, я решаю немедленно во всём сознаться.

— Здрасьте, — говорю. — Какая у вас одежда красивая, я прямо залюбовалась. Это кто же такая мастерица?

— Жена, — довольно отвечает он, — кто ж ещё.

Вот тут-то я и рассматриваю эту самую жену. Она издаёт гулкий клич, выполняющий роль смеха.

— Что ж тут у вас в столице, шить разучились, коли мои поделки такое удивление вызывают?

— Да у нас, — говорю, — каждая мастерица от других свои приёмы скрывает, а в итоге у каждой только что-то одно хорошо получается.

— Эх вы-ы, — протягивает торговка, — корыстолюбцы! Можно подумать, на продажу делают! Это же самому дорогому человеку в подарок!

Тут у меня в голове что-то щёлкает. Я принимаюсь медленно набирать всякую фигню с прилавка, а тем временем невзначай задаю классический муданжский вопрос:

— А что же вам дома не сидится? Небось денег-то хватает…

— Да я уж насиделась, — жизнерадостно сообщает тётка. — Шестерых сыновей вырастили мы, всё уже, хватит дома сидеть. Мужу-то и помогать надо иногда, я так считаю. Тоже ведь не юноша. А заодно тут и подзаработаем на старость, и со всякими разными людьми потрёмся, оно и развлечение!

— Это вы хорошо придумали, — говорю. — А далеко живёте-то?

— Да час на машине вниз по реке, — кивает в ту сторону. — Мы ж сами-то не выращиваем, у других покупаем летом свеженькое, сушим-варим и зимой продаём. Хоть, может, кто-то считает, что это нечестно, да мне кажется, так лучше выходит. А то, если у кого сад, это же надо успеть всё собрать да переработать, а спешка до добра не доводит, как думаете? А мы потихонечку всё переберём, лучшее выберем и на зиму сохраним, и вам же вкусней будет, правда?

— Не сомневаюсь, — усмехаюсь я. — Давайте-ка мне вот этого, вон того, ещё этих вот пять сортов и вон тем заполируем, а ещё, скажите, вы уроков шитья не даёте? А то я бы поучилась за денежку.

— Да мил моя, кто ж за такое деньги берёт? — восклицает она, а потом хитро на меня щурится. — Да ты не та ли инопланетянка, про которую все говорят?

— Скорее всего, та, — сознаюсь. — Вряд ли нас тут две таких.

— Да уж, — хохочет торговка. — И что, прям с Земли? Ну надо же! А правду говорят, будто ты за этого наёмника Байч-Хараха замуж вышла? Правда? И как он?

Я поджимаю губы, памятуя, что ожидается в ответ на этот вопрос.

— Отлично. Прекрасный мужик.

— Хорошая ты девка, я смотрю, — широко улыбается она. — Так значит, учиться хочешь? Ну давай вечерком, как торговля кончится. Хотя у тебя ж клуб, наверное…

— Шакал с ним, с клубом. Не хочу я туда идти, и никто меня силком не затащит, — категорично объявляю я. — Лучше подругу позову, и будет у нас собственный клуб прямо у меня дома. Глубокий дом знаете? С драконьей чешуёй на крыше?..

Дома подозрительно тихо. Порыскав по комнатам, устанавливаю, что девчонки там нет. Вот зараза мелкая, нельзя на час оставить с дедом! Кидаюсь к Старейшине, дескать, так и так, нету нигде.

— Так она в клуб ушла, — невозмутимо объясняет он, приподнимаясь на подушках.

— В какой такой клуб? — моргаю. Они чего, такие маленькие уже посещают этот гадюшник?!

— Ну как какой, детский. Грамоте учиться.

— А-а, в школу, что ли? — облегчённо догадываюсь я.

— Не-ет, — смеётся Старейшина. — В школу парни идут с двенадцати лет. А это просто детский клуб, они там играют, учатся, поделки мастерят, сказки слушают…

— Ах вот оно как. А кто их учит?

— Ну, Ирих ходит к Старейшине Асундулу и его жене, а так вообще обычно какая-нибудь пожилая чета, у которой свои дети уже все взрослые, устраивает клуб для соседских. Родители им за это подарки дарят, а дети иногда и по хозяйству помогают.

Мне всё это живо интересно, надо же знать, где и у кого будет учиться моё чадо. Не лететь же ему на Землю за образованием…