Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разрушение святым Авраамием Смоленским кумира Велеса. Фреска Ипатьевского монастыря
Внятным показателем того, кто, собственно, населял сами города Ростов и Муром, а не окружавшие их чащобы и болота, являются сообщения источников о довольно долго удерживавшихся в них языческих культах.
Например, вот что пишет житие Авраамия Ростовского[124]о земляках святого:
«Видев же преподобный ту близ прелесть идольскую сушу, в нечестивых душах (л.9об.) единаче растущу, не убо бе еще прияли святое крещение, (…), и покланяхуся идолу Велесу каменну»[125].
Как видим, не принимавшие до XII столетия крещение жители Ростова поклонялись не Кугу-Юмо или Нишкепазу, а Велесу, хорошо известному по источникам славянскому Божеству. Велес/Волос упоминается в договорах Олега и Святослава с Византией, в «Слове о полку Игореве», в «Житии князя Владимира» сообщается, что его идола скинули в Почайну при крещении столицы Руси, а следы его в фольклоре простираются вплоть до Чехии. Велс (Виелона, Велняс) почитался и балтскими племенами.
В конце того же столетия князь Константин обратил в христианство Муром. Сложенная в его честь «похвала» после перечисления с явным знанием дела языческой обрядности вроде почитания и увешивания «убрусами» дуплистых деревьев, погребения с покойником коней и древолазной снасти, завершает.
«Идѣже убо в Муромстей области пройдеши, нигдѣ не услышиши проклятых многобожных имянъ – ни Перуна, ни Дажбога, ни Мокоша»[126].
Невзирая на небольшие описки, в упоминаемых Богах сложно заподозрить каких-то финских идолов. Это опять-таки отлично известные по источникам Перун, Дажбог и Мокошь, чей культ оставил следы практически по всей славянщине до Сербии и южных берегов Балтики, и совершенно неизвестен финским народам.
Сторонникам «финских» Ростова и Мурома останется разве что отвергать прямые сообщения источников, ссылаясь на только одним им ведомые «особенности восприятия» древнерусских летописцев, почему-то решивших именно в отношении ростовцев и муромцев сделать то, чего не делали ни в отношении мордвы, ни в отношении карел или вепсов, литовцев, половцев, печенегов – приписать им поклонение славянским кумирам. На самом деле есть только один такой пример – «Сказание о Мамаевом побоище», вообще переполненное фантазиями и книжными аллюзиями, вроде уже почившего и сгоревшего на погребальном костре, Ольгерда, ведущего литовскую силу на Дмитрия Донского, или печенега, выезжающего из рядов орды на поединок с Пересветом. Там Мамай взывает «к богам своим», причём в одном ряду с Мухаммедом– «Бохмичем» и «Салаватом» (превращенном в «бога» названии благодарной молитвы мусульман) упоминаются «Перен» (Перун), Гурс или Гус (Хорс), Мокош (Мокошь) и загадочный Раклей, в котором одни видят античного Геракла (!!) а другие – «продукт распада» летописного «Симарьгла», расщепившегося в позднейших поучениях на «Сима и Рыгла» – вот якобы последний неблагозвучный псевдотеоним в «Раклея» и трансформировался. Судите сами, можно ли на основании одной из тьмы фантазий завзятого фантазёра, автора «Сказания…», делать какие-то обобщения про «особенности восприятия» всех книжников Руси.
Такой метод в целом похож на тот, к которому прибегают норманисты – если русские источники ни словом не упоминают Тора и Одина, а говорят про Перуна и Волоса – тем хуже для источников. Объявим их данные «позднейшим искажением» и дело в шляпе. Понятно, к науке такие методы «критики источников» отношения не имеют.
Кстати, приведенные сообщения источников имеют некоторый интерес и для варяжского вопроса. По летописи, Ростов и Муром основали на землях «первых насельников» – мери и муромы – «находники варяги». И при этом в основанных варягами на землях неславянских народцев городах со славянскими названиями поклонялись славянским Богам.
Наводит на размышления, однако ж.
Немного о «мере»
И снова о пресловутой мере – о загадочном народце, относительно которого у нас осталось только его название, упоминание о местах расселения да смутная память о том, что меря «свой язык имела». Что-то более точное про нее сказать затруднительно – последнее упоминание о мере относится к полулегендарным временам князя Олега и его похода на Константинополь.
Глиняные «ногти медвежеи» из мерянского погребения. Любой желающий может полюбоваться на подобные в музее города Ярославля, например
Стало принятым говорить о мере, как о финском племени – хотя серьезных оснований для этого нет. Как вообще можно установить этнос племени, от которого не сохранилось ни слова, ни имени?
Но некоторые намеки на происхождение мерян все же существуют. В могильниках мерянского края часто находят глиняные модели когтистых медвежьих лап. Например, их можно увидеть в музее города Ярославля. Одна из таких лап на фотографии.
Обычай такой в источниках известен.
Вот только отнюдь не у финских племен.
«И коли которого великого князя литовского албо пана сожжоно тело, тогды при них кладывали когти рыси або медвежи для того, иж веру тую мели, иж судныи день мел быти, и так знаменали собе, иж бы бог мел приити и седети на горЪ высокои и судити живым и мертвым, на которую будет гору трудно взыити без тых ногтеи рысих або медвежих, и для того тыи ногти подле тых кладывали, на которых мели на тую гору лезти и на суд до бога ити. А так, ачколвек поганыи были»[127].
Итак, единственное упоминание о помещении в могилу медвежьих когтей указывает отнюдь не на финские, а на литовские, балтские параллели мерянскому обычаю. У финнов как раз такого обычая не известно.
Про «полиэтничный» Новгород
Читая недавно сочинение уважаемого В.Л. Янина «Новгородские посадники», наткнулся на следующий пассаж.
«Топонимы древнейших поселков указывают на этнически разнородный характер возникшего союза. Славно связывается с именем новгородских славян, с древней Славией арабских писателей. Неревский конец своим наименованием может быть связан с чудской основой. Его именуют иногда Наровским концом. Что касается прусского поселка, то для определения его этнической основы важны наблюдения А. И. Соболевского, археологически подкрепленные В. В. Седовым. Названные исследователи отмечают, что кривичи псковской группы, освоившие значительные территория юго-запада Новгородской земли, являются для этой области пришлым элементом, соседствующим в древности с балтийскими племенами на территории Пруссии»[128].