Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоя пошарила в кармане куртки и достала из него пластиковую карту, с мигающим на ней зеленым огоньком. В ее душе, казалось, поселилась пустота. Чтобы изгнать ее, обрести смысл, она взяла со стола доктора Кея красный маркер и стала рисовать — мелкими нервными штрихами и ломаными линиями. Красный по белому ложился охотно, словно брызги крови, формируя рисунок.
Ей не понадобилось много времени, чтобы создать его.
Размером ровно с игральную карту, с безумным зеленым огнем в глазах, ухмыляясь, на нее весело смотрел джокер. В его чертах легко угадывался Гладкий Флэт.
***
Тоя вышла на улицу. Ее вены, казалось, были залиты жидким ледяным стеклом. Воздух был прозрачен. Город дышал.
Она подошла к мотоциклу. В его корпусе угадывался рисунок вен. Силовая установка Крейга теплела сердцем машины, глубоко урча в полудреме.
Тоя коснулась его, и он довольно зарокотал, просыпаясь. Она погладила его, словно домашнее животное, и он запульсировал алым, откликаясь на ее ласку.
Прикоснувшись к рукоятке подачи энергии, она почувствовала мотоцикл так, как никогда прежде — сильного, быстрого, мягкого, цепкого.
Выжав передний тормоз, она крутанула ручку, заставив заднее колесо пойти боком по брусчатке, разогреваясь и выпуская дым, размазывая резину, размягчаясь, с сытым визгом, заставляющим тело вибрировать от избытка адреналина.
Бросив рычаг, она приникла к рулю, вжимая вздыбившийся мотоцикл вниз к дороге, но он словно пушинку поднял ее вверх, заставив взглянуть в бесконечное синее небо Эйоланда, и помчал её прочь от стерильного белого света больницы.
Воздухозаборники раскрылись шире, хватая влажный прохладный воздух великого Арсина, несущего свои черные воды к далекому-далекому океану. Силовая установка, отдав энергию заднему колесу, мгновенно раскалилась, и с облегчением приняла в себя воздушный поток, насыщаясь им так, будто это самая прекрасная во вселенной пища.
Он мчал ее прочь от белой стерильности просевшего корпуса больницы. Прочь от госпиталя, где боль и смерть стали нарицательным понятием для жизни. Прочь от места, где доктор Кей существует лишь потому, что этого хочет само древнее здание, поддерживающее в нем жизнь, и которое скоро снесут до основания. И выстроят новое, которое тут же заразится спорами смерти, пропитавшими квартал Абрафо и весь город.
Прочь. Прочь от того места, где тебе вскрывают череп, будто банку, и спаивают провода в твоих вскипяченных наркотиком мозгах, словно примитивный аккумулятор.
Он нес ее по улицам, так быстро, как только мог. А в ее кармане непрерывно мигала зеленым карта ухмыляющегося в безумной улыбке джокера.
Гладкий Флэт. Тот, кто неспособен остановиться. Тот, кого целенаправленно создали для разрушения миров — ухмылялся, предвкушая очередной, выжженный до черноты мир.
***
Раскаленный воздух уже не смягчался прохладой великого Арсина, несущего свои воды к далекому-далекому черному океану. Он был сух и липок от сажи. Вертикальные столбы черной копоти уходили вверх, подпирая небо колоннами тьмы. Будто небо над Эйоландом грозилось рухнуть, и город держал его из последних сил.
Штурмовик свернул диафрагмы фильтров, оберегая силовую установку — копоть, проникая на ее поверхность, ухудшала охлаждение. Бортовой датчик температуры воздуха показал 38 градусов — на семь градусов выше, чем над другими кварталами. Над теми, которые еще не горели.
Загруженный двойной бомбовой нагрузкой, он летел непривычно неуклюже. Вес своих собратьев через давление воздуха, на который опирались их крылья, он ощущал так, будто плыл с ними рядом в воде, а не парил в сожжённых небесах.
Медленно, словно первые самолеты древности, его звено приближалось к кварталу Юда. Тот встречал их ощерившимися в злобе зданиями, с разбитыми стеклами, схлопнувшимися лестничными пролетами, вывороченными кусками бетона, сплетением арматуры, торчащей вверх неестественной растительностью на теле города. Иные обвалившиеся строения уже создали под собой каменные лабиринты, в которых кипела жизнь — в виде непрекращающегося ни на мгновенье боя.
Они, там, внизу, были слишком заняты собой. Приходила ли им в голову мысль о надвигающейся смерти?
Нет, подумал Первый. Не приходила. Иначе по его звену уже вовсю работала бы вся доступная мятежникам артиллерия, в надежде сбить, не допустить сброса смертоносного груза на искалеченный квартал.
Они рассредоточились. Каждый из трех штурмовиков нес по восемь однотонных боеприпасов объемного взрыва. Квадраты сброса были распределены заранее, им оставалось только лететь вперед и ждать команды.
Которая не заставила себя долго ждать.
— Сброс первой!
Отделение от корпуса перегруженного штурмовика одной тонны веса заставило его сильно качнуться, и едва не сорваться в штопор. Он выправил полет с трудом, вынужденно открывая диафрагмы воздушных фильтров, в попытке охладить силовую установку, буквально взвывшую от перегрузок.
Будь у него настоящее сердце, оно колотилось бы сейчас с сумасшедшей скоростью.
— Сброс второй!
Сразу стало легче, полет выправился, температура силовой установки начала падать. В контуры нервной системы выделился дофамин, перемешиваясь с коктейлем других гормонов.
Большой мозг штурмовика требовал такой дозировки нейромедиаторов, которая убила бы любое по-настоящему живое существо.
— Сброс третьей!
Когда они пролетели над кварталом, в небе раскрылись купола двадцати четырех огромных парашютов, плавно спускающих смерть вниз, к земле.
Там, внизу, они ее все же заметили, обратили внимание. Вой тысяч глоток перекрыл выстрелы и взрывы. А затем по планирующим бомбам начали стрелять — из всего, что только имелось под рукой.
Это им не помогло.
Спустя двадцать секунд в квартале Юда не осталось ни единого целого здания. Он превратился в крошево бетона и арматуры, в серое поле с бесформенными буграми.
Не выдержав ударной волны, в соседних кварталах часть зданий тоже сложилась, как складываются карточные домики.
Потрясенный город замер.
Тем временем, в этой сотрясенной тишине, на армейский квартал зашло еще одно звено Ти-Лэев. Рассекая горячий воздух, от их подвесок хищно отделились кассетные зажигательные бомбы.
Город запылал, завертелся огненным смерчем, выжигая кислород и плавя бетон.
Квартал Юда, армейский квартал, со всеми его зданиями, общежитием, Академией — в которой учились Тоя Багенге, Лика Камо, Ирку Боваддин, Карн Лэй, Млат Саеда — перестал существовать.
Кто не спрятался, я не виноват — припомнила детскую считалку Тоя Багенге, отнимая от глаз бинокль. Она стояла на крыше Управления, с высоты тридцати этажей глядя через великий Арсин, под укоризненным взглядом статуй древности, возведенных Гладким Флэтом.
Она включила рацию.
— Тоя Багенге — Стае-1. Приём.
— Стая-1 на связи, мэм.
— Приготовьтесь к уничтожению квартала Совета.
— Так точно, мэм. Готовность через сорок минут.
— Приступайте сразу по готовности.
— Принято, мэм.
Стоящий рядом с Тоей черный волк не проронил ни слова. Лишь задумчиво, с
