— Нет, милая. В последние годы я превратилась в лентяйку и мне просто некуда девать время. — Преждевременно состарившееся личико Ирен расплылось в улыбке. — Как бы там ни было, ты, докторская дочка, наверняка привыкла к тому, чтобы тебе прислуживали.

— Вовсе нет. В Ирландии не принято подавать чай в постель.

— Ты уверена, что твой отец не приедет на свадьбу, милая?

— Да, уверена, — поспешно ответила Молли. — Он будет слишком занят. Кроме того, как я вам уже говорила, его укачивает в море, так что он не выезжает за пределы Ирландии. Приедут мой брат с женой и ребенком, тетя Мэгги из Нью- Йорка, ну и, разумеется, придет семейство Брофи, все шестеро, включая Агату, которая будет моей подружкой.

Разумеется, тетя Мэгги намеревалась пересечь Атлантику не только для того, чтобы побывать на свадьбе. Она собиралась познакомиться с Хейзел, Патриком и Айданом, которых никогда не видела, а также с Тедди, который был совсем еще крохой, когда она уехала в Америку. Она должна была поселиться в доме у Финна и задержаться на две недели после свадьбы.

Торжество обещало получиться многолюдным. На нем должны были присутствовать братья Тома с женами и детьми, коих было уже семеро, плюс полудюжина полицейских и лучшая подруга Ирен, Этель, с которой они по субботам ходили в театр «Ротонда» на Скотланд-роуд.

Финн прислал пять фунтов, что означало — на особую роскошь рассчитывать не приходится, но Ирен прекрасно умела довольствоваться самым необходимым.

— Пенни фунт бережет, — говаривала она.

Они с Молли сходили на рынок Пэдди, где купили чудесное свадебное платье с атласной нижней юбкой всего за один шиллинг и шесть пенсов — его предстояло ушить в талии на пару дюймов, но в остальном оно прекрасно подошло — и пару атласных туфелек, лишь самую чуточку поношенных. Платье с длинными узкими рукавами было оторочено кружевами, и от него исходил слабый запах нафталина.

Миссис Брофи одолжила Молли свою вуаль и венок, в котором маленькие восковые цветочки были украшены жемчугом. Этель должна была испечь торт. Паулина, Лили и Глэдис, невестки Ирен, с которыми Молли уже успела подружиться, обещали приготовить целую гору небольших сэндвичей для торжественного приема, который должен был состояться в комнате над «Гнездом дрозда», местным пабом. «Так что, милая, — с коротким смешком заключила тогда Ирен, — за тобой останется только выпивка для тоста. Затем гости сами будут покупать себе спиртное, а за аренду помещения тебе платить не придется».

— Ладно, девочка, — с кряхтением проговорила будущая свекровь, — пойду приготовлю завтрак. Полагаю, ты опять намерена съесть лишь один гренок?

— Да, пожалуйста. Я не влезу в свадебное платье, если стану уплетать всю ту вкуснятину, что вы готовите на завтрак.

— Тебе не помешает нарастить немного мяса на костях, Молли.

— Как и вам, кстати, — парировала девушка. Она сомневалась, что Ирен весит больше шести стоунов[18].

— Не дерзи старшим, — добродушно укорила ее Ирен. — Гренки будут готовы через пять минут.

Молли проглотила чай, налила воду в таз из кувшина, которую запасла еще с вечера, и тщательно умылась. Ванной комнаты в доме не было, и по вечерам в субботу Молли купалась в жестяной бадье перед очагом в кухне после того, как Ирен и Этель уходили в свою «Ротонду», и до того, как за ней заходил Том, чтобы сводить в кино. Молли надела платье, которое Шинед Ларкин сшила для нее за один день: серое в полоску, с рукавом три четверти и простым круглым вырезом. Оно было чуточку короче тех, к которым она привыкла. Всякий раз, надевая его, Молли думала об Аннемари.

Она собрала волосы в ладошку, перекинула их через плечо на грудь и принялась заплетать косу. Аннемари тоже так делала, и Молли вспомнила, как забавно она щурилась по мере того, как коса становилась все длиннее.

— Больше так не делай, родная, — говорила ей мать. — Однажды ветер переменится и ты станешь косоглазой.

— А мне все равно! — нараспев выкрикивала Аннемари. — Все равно, мамочка, все равно!

Гренки были готовы: до Молли донесся их запах. Она пожалела о том, что Ирен до сих пор пользуется маргарином вместо масла. Дома они всегда ели только масло; один из крупных фермеров каждую пятницу по утрам привозил им огромный круг сбитого масла вместе с дюжиной яиц и кувшином сливок. Сейчас и Ирен могла с легкостью позволить себе масло, но старые привычки умирают медленно, и ей, скорее всего, просто не приходило в голову покупать что-либо другое, кроме дешевого маргарина, который пах керосином, — так, по крайней мере, казалось Молли.

Она спустилась вниз, в маленькую гостиную, где Ирен держала на вилке толстый ломоть хлеба, поворачивая его над огнем. Сегодня разводить огонь нужды не было, но только на нем можно было нагреть воду.

— Почти готово, милая. Налей себе еще чашечку, чайник стоит на столе. Заодно можешь налить и мне. — Их утренний ритуал оставался неизменным на протяжении вот уже многих дней.

Молли присела за стол у окна, выходившего в небольшой, побеленный известкой дворик, где на крюке, вбитом в стену, висела цинковая бадья. В дальнем углу виднелась уборная, в которой было полно пауков. В дождь ходить в нее было крайне неудобно, особенно в темное время суток, поскольку приходилось брать с собой свечу, которая гасла, не успевала Молли дойти до двери.

Ирен суетилась вокруг нее, подкладывая гренки на тарелку. Молли запротестовала, уверяя, что столько не съест и что одного ломтика ей будет вполне достаточно.

— Не волнуйся, девочка, — ответила Ирен. — То, что останется, я отдам соседским детишкам.

Матерью соседских детишек была Тосси Куигли, пронзительный голос которой отчетливо слышался сквозь тонкие стены — она орала на них во всю силу легких. Ей самой едва исполнилось двадцать, а ее малыши походили на новорожденных младенцев, а не на мальчуганов, которым исполнилось уже три и четыре года соответственно. Муж Тосси в один прекрасный день просто ушел, не сказав ни слова, и оставил ее управляться одну. Ирен помогала ей, чем могла, но на Тернпайк-стрит таких, как Тосси и ее отстающие в развитии детишки, было много, и накормить всех она не могла при всем желании.

— Как бы мне того ни хотелось, — часто с грустью говорила Ирен.

Молли съела несколько гренков, хотя для этого пришлось приложить некоторые усилия, подхватила со столика в гостиной свою маленькую белую шляпку с опущенными полями, белые перчатки и черную лакированную сумочку и крикнула:

— Я пошла, Ирен!

— Пока, милая! — крикнула та в ответ. — В котором часу ты вернешься?

— Наверное, поздно. На этой неделе Том дежурит в первую смену, поэтому он заберет меня в половине шестого, и мы пойдем в кино.

— Что ж, желаю вам хорошо провести время, милочка.

Прежде чем открыть дверь, Молли внутренне подобралась. Она ненавидела выходить на улицу разодетой по последней моде и сталкиваться с женщинами, которые никогда не носили новых платьев, кутались в рваные черные шали и неделями не расчесывались. Взгляды, которые Молли ловила на себе, были полны презрения, зависти или даже ненависти к одетой с иголочки незнакомке, которая должна была выйти замуж за парня с хорошей работой и постоянной зарплатой. Молли помахала пожилой женщине, сидевшей на крыльце своего дома, подставив лицо ласковым лучам утреннего солнышка.