Атака началась в 10 утра 19 апреля (2 мая) с артподготовки, которая продолжалась весь день и значительную часть ночи. Час за часом немцы бомбардировали недостаточно укрепленные линии обороны русских. В силу целого ряда причин укрепления русских войск были очень слабы. Прежде всего, офицеры и солдаты в равной степени разделяли презрительное отношение к их возведению, что ассоциировались у них с неудачами в Маньчжурии во время Русско-японской войны и с отсутствием наступательного порыва [Брусилов 1971 (1930): 142-143]. Весеннее таяние снега привело к тому, что окопы наполовину затопило водой, а другие сооружения поспешно возводились еще во время прошлогоднего наступления. Попытки укрепить оборону дали мало результатов, частично потому, что, когда ранее той весной 10-й корпус запросил помощи, чтобы возвести вторую линию окопов, высшее командование ответило, что если у них достаточно людей, чтобы заботиться о таких вещах, то хватит их и для того, чтобы нацелить усилия на другие сектора фронта. Два полка этого корпуса были приданы армиям, которые должны были осуществить вторжение на Карпаты [Stone 1999 (1975): 135-136]. Командующий 3-й армией генерал Радко-Дмитриев знал, что у него не хватает резервов и что противник сосредотачивает силы по другую линию фронта. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов игнорировал просьбы Радко-Дмитриева о помощи и продолжил отправлять людей на Карпаты для весеннего вторжения [Брусилов 1971 (1930): 126]. Проблемой также была нехватка снарядов. 3-я армия имела (по крайней мере, на бумаге) запас примерно в 400-500 снарядов на орудие. Это количество, пусть и меньшее, чем имелось на тот момент у немцев, все же не было катастрофичным. Другие воюющие стороны смогли держать оборону с меньшими количествами в ходе войны. Но отдельные части и батареи во время войны были склонны припрятывать боеприпасы про запас. В результате орудия, помещенные в самые горячие точки сражения, в самое неподходящее время оставались без снарядов[115]. Артиллерия противника, не опасаясь угрозы контрбатарейного огня, поливала смертоносным ливнем русскую пехоту. В довершение ко всем бедам русская армия приняла на вооружение практику размещать большое количество солдат в окопах на переднем крае, вместо того чтобы оставлять на линии фронта тонкие прослойки и создавать дополнительные укрепления для эшелонированной обороны. Поэтому первый день оказался очень кровопролитным, как впоследствии и все сражение.

Наутро следующего дня, 20 апреля (3 мая), немецкие и австрийские подразделения предприняли атаки с участием артиллерии и пехоты на самой северной оконечности зоны военных действий, возле Тарнова. Атака не увенчалась успехом, отчасти потому, что русская артиллерия не была выбита при первом артобстреле в этом секторе и вступила в бой, обороняя пехоту на переднем крае. Другим секторам повезло меньше. Позднее в тот же день немецкие и австрийские войска прорвали оборону возле Громника (в 35 километрах к северу от Горлице) и вошли в сам Громник. Радко-Дмитриев запросил подкрепление, но направил ему Иванов лишь 3-й Кавказский корпус. Иванов, в свою очередь, запросил поддержку с других фронтов, однако ему придали только 13-ю Сибирскую дивизию с Северо-Западного фронта. После этого великий князь Николай Николаевич сообщил ему: «Вы должны изыскать способы подкрепления угрожаемых секторов собственными средствами Юго-Западного фронта» [Ростунов 1976:240]. В условиях прорыва линии фронта и отсутствия резервов, способных остановить вторжение противника, Радко-Дмитриев и Иванов вынуждены были или командовать отступление, или поставить под угрозу окружения соседние части на севере и на юге. Выбрав первое, 23 апреля (6 мая) они отступили на новую линию фронта вдоль реки Вислока, примерно в 25 километрах к востоку от прежних позиций. Проблемой изначального поражения у Горлице были не снаряды или моральный дух, а ситуация в штабе. Дурное управление резервами явилось (по крайней мере, так считал генерал Брусилов) «преступным недомыслием» [Брусилов 1971 (1930); Knox 1921, 1: 222].

Руководство Ставки было разгневано приказом об отступлении и настояло на том, чтобы линия обороны проходила по городкам вдоль Вислоки, таким как Пильзно и Ясло. Радко-Дмитриев решил, что лучшим способом остановить отступление будет контратака, которую он и произвел 24-25 апреля (7-8 мая). Маневр оказался провальным. Кавалерийские части на полном скаку ворвались в самый центр урагана, чтобы уже не вернуться назад. Свежие немецкие подкрепления полностью разбили русских по всему фронту. В 14-м корпусе, в составе которого обычно числилось 40 000 человек, после битвы осталось менее 1000 [Stone 1999 (1975): 138]. Отступление оставалось единственной возможностью, однако Ставка по-прежнему настаивала на том, чтобы стоять на прежних рубежах и даже предпринимать новые контратаки. На мольбы о разрешении увести войска Иванов получил категорический приказ великого князя «не предпринимать никаких отступлений без моего личного разрешения» [Stone 1999 (1975): 139]. 3-я армия несла потери еще два дня, прежде чем было дано разрешение отступить еще на 50 километров к реке Сан. Но ее присутствие там не замедлило продвижение противника: к 26 апреля (9 мая) войска Германии и Австро-Венгрии без труда перешли Вислоку в верхнем и нижнем течении [DiNardo 2010:70]. Из 250 000 русских солдат с покинутых позиций всего 40 000 вернулись к Сану без потерь к 30 апреля (13 мая) 1915 года [Stone 1999: 139]. В дополнение к громадному числу убитых и раненых, сотни тысяч солдат просто исчезли из армии и были записаны как дезертиры, пленные, пропавшие без вести. Более 100 000 человек пропали только в мае 1915 года, а с мая до августа это число увеличилось более чем до 500 000[116]. К 6 июня 3-я армия представляла собой не более чем «скопище людей, не способное причинить вреда» [Knox 1921, 1: 287].

Получившая неблагоприятные новости Ставка покуда выжидала: после отступления к Сану оборона позиций на Карпатах (и, следовательно, вторжение в Венгрию) стала невозможной. Именно по этой причине Центральные державы переходили в наступление когда и где только возможно. Русские силы вторжения в горных районах просто вынуждены были сворачиваться и отступать, к большому недоумению и смятению солдат, которые сражались в жестоких боях в снегах и льдах, чтобы к весне выйти к вершинам – только для того, чтобы отступить обратно за пару маршевых переходов. В те весенние дни медик Леонид Андрусов находился с 8-й армией на вершинах Карпат в районе нынешней украинской деревни Рожанка. 30 апреля (13 мая) просочились слухи, что их полк скоро будет сменен другим. «Затем по секрету стали передавать, что сменять нас будут немцы <…> Никто не знал причин отступления»[117]. Они получили приказ немедленно сворачиваться и выступать в ночной поход, и им повезло, что встретившиеся им