реально существующий риск?»

Юми пожала плечами, явно оставаясь равнодушной к его гневу.

«Как я уже сказала, брат Балидор — осторожный мужчина», — послала она.

«Если бы это было правдой, он бы оставил меня на Памире, — парировал Ревик. — Как я и хотел. И просил. Раз за разом».

Она только улыбнулась шире, подтолкнув его мускулистой, покрытой татуировками рукой.

«Судя по тому, что рассказал мне брат Джем, ты немного параноик, Шулер, — сказала она, всё ещё улыбаясь. — К тому же немного сверхчувствителен. Конечно, он находит всё это довольно очаровательным… но он большой добряк, наш Джем. Он также склонен подбирать бездомных животных. Всех форм и размеров».

Ревик тоже ничего не ответил на эти слова.

И всё же они раздражали его.

Может, потому что он чувствовал, как в этот раз Юми пыталась открыто подтолкнуть его разум, заставить его что-то увидеть или понять, возможно… что-то, чего ему либо не хотелось, либо не нужно было видеть или понимать более ясно, чем он уже понимал.

Или, может, она просто снова задела его эмоции.

Проверяя его рефлексы, как она и говорила.

Ревик не очень старался распутать это, что бы это ни было, главным образом потому, что единственные реальные возможности уже промелькнули у него в голове.

Кроме того, Даледжем уже провёл черту в том, что касалось Ревика — черту, на которую Ревику, вероятно, тоже не нужно было указывать явно, но которая не оставляла много места для двусмысленности.

Мысли Ревика стали ещё более раздражёнными, когда он вспомнил, как Даледжем и Мара той ночью говорили о нём возле его спальной палатки, хотя они, должно быть, знали, что он это почувствует.

По какой-то причине что-то в его мыслях или выражении лица заставило Юми снова рассмеяться, на этот раз сильнее, но по-прежнему почти беззвучно.

Прежде чем Ревик успел одарить её соответствующим взглядом в ответ, она выключила свет, горевший у неё на запястье.

Это действие оставило их в полной темноте.

Оно также по сути положило конец их разговору.

Глава 10. Гуорум

— Ты готов, маленький брат? — сказала Юми.

Она говорила тихо, несмотря на расстояние между ними.

Ревик оглянулся на неё, на всех них, стоявших неровной линией, разделённой густыми деревьями джунглей.

Он увидел поднятые винтовки, руки на спусковых крючках, и мрачный юмор вторгся в его сознание, когда он внезапно представил, как они открывают огонь по нему, вместо того чтобы прикрывать его.

«Хорошая попытка, младший брат, — мысленно пробормотала Юми. — Но так легко ты не отделаешься».

Вспомнив, как Даледжем говорил ему нечто подобное накануне, Ревик невольно мрачно улыбнулся.

«Я готов», — сказал он ей так же тихо.

«Тогда иди, — послала она. — Просто будь осторожен, брат. Сейчас не время торопиться… или геройствовать. И если ты почувствуешь что-то, что тебя беспокоит, убирайся. Сразу. Мы передадим твой свет их часовым каким-нибудь другим способом, если Балидор решит, что это по-прежнему необходимо».

Ревик кивнул и на это тоже.

Больше нечего было сказать.

Он помедлил ещё несколько секунд, притаившись за последними рядами деревьев джунглей и подлеска, в тени всего этого, и окинул взглядом территорию Гуорума.

Сейчас он впервые находился так близко к Шулерам с тех пор, как дезертировал.

Его глаза осматривали неровный ландшафт, большая часть которого была почти полностью свободна от джунглей. Ревик изо всех сил старался унять сердцебиение, делать так, как сказала Юми, и проявлять осторожность… не торопиться и не тормозить излишне.

Он не мог позволить себе попытаться просто покончить с этим, как и не мог позволить себе тянуть время в каком-то неосознанном усилии вообще этого не делать.

Вместо этого он работал над тем, чтобы заземлиться в физическом плане и успокоиться, используя дыхательные техники, которым его научили монахи.

При этом он продолжал составлять карту своего окружения.

Вырубка по краям Гуорума оставила шрам из чёрной земли и неровных стволов, перебиваемый колеями для военной техники по периметру металлического забора.

Внутри этой огороженной территории Ревик видел редкие заросли деревьев, большинство из них на расстоянии, и большинство из них расположены рядом с бараками из цементных блоков и другими строениями — строениями, в которых, вероятно, размещались охранники и командный центр.

Эти деревья, вероятно, были оставлены в качестве тени для сотрудников лагеря.

Неровные заросли травы также окаймляли участки дороги. Ближайшая из этих колей проходила всего в нескольких метрах от того места, где сейчас прятался Ревик.

Деревья сохранились и внутри огороженного участка, который Ревик мог видеть только потому, что они стояли на возвышении, уходившем вниз по пологому холму, который составлял большую часть открытого пастбища в данной части лагеря.

Позади него джунгли сомкнулись вокруг, словно назло.

Или, может быть, из страха, что они станут следующими жертвами топоров и тракторов.

Ревик не видел никаких охранников ни на участке перед собой, ни на участке дороги по обе стороны забора. Он также не слышал поблизости никаких машин, только отдалённый гул двигателя внутреннего сгорания, который мог быть генератором самого лагеря.

Ещё дальше он уловил обрывки того, что, возможно, было системой громкоговорителей на главной территории лагеря, выкрикивающей те или иные инструкции заключённым или охранникам.

Он не мог разобрать слов.

Тем не менее, лишь этот маленький проблеск тюремной жизни уже напомнил ему.

Это вернуло ему поток образов и чувств, реальность этого лагеря и других подобных мест, где бывал Ревик, мест, которые он помогал строить, мест, где он шёл рядом с этими охранниками и говорил им, что делать. Это вызвало ещё менее приятные воспоминания, которые были более личными для него, такие как допрос предателей под Шулерами.

На самом деле, даже ещё раньше. Это пробудило в нём проблески воспоминаний и чувств о времени, проведённом с нацистами. Запахи. Бл*дь, он снова чуял весь этот запах — горящие города, окруженные изрытыми грязью и заснеженными полями. Долгие зимы и леденящий холод, мёртвые крестьяне и немецкие солдаты, кутающиеся в лохмотья. Он помнил месяцы этого: Россия и Украина, Польша, Словакия, Беларусь…

Но об этом он тоже не хотел думать.

В какой-то момент на всём его теле выступил пот.

Ревик хотел обвинить во всём жару, но было ещё не так жарко, по крайней мере, с учётом того, что рассветные лучи всё ещё медленно и исподволь разливались по полю. Уставившись на грунтовую дорогу, Ревик прикусил внутреннюю сторону щеки, изо всех сил стараясь держать свой aleimi под контролем, свои эмоции в узде.

Он делал это главным образом потому, что изо всех