слухов сила, враждебная казачеству, постоянно обозначается термином «ляхи», т. е. противники казачества воспринимаются как люди иной, польской народности.

Источник конфликтов между «ляхами» и казачеством в восприятии самих казаков отнюдь не ограничивался собственно социальным противостоянием. Их острое недовольство вызывали попытки принудить их подчиниться власти униатской церкви и «Бога молити за папу римского». Основываясь на стихийном представлении, что каждый народ в этом мире имеет свою особую веру, они видели в этих действиях «ляхов» попытку силой навязать «русскому народу» (наиболее важной частью которого считали себя казаки) свою «ляшскую» веру («поляки хотят де, у белорусцов веру нарушить и церкви запечатать, а поставить костелы и учинить ляцкую веру») [5. Стб. 10. Л. 250] (о восприятии украинскими низами религиозного конфликта подробнее см.: [1. S. 30–32, 42–43]. Это явно воспринималось как свидетельство подчиненного, неравноправного положения “русского” народа в Речи Посполитой (а следовательно, и казаков), вызывало сопротивление и отпор.

Эти два конфликта, социальный и религиозный, разные по своему происхождению, в сознании казачества тесно переплетались между собой. Изучение записей слухов показывает, что попытки “уменьшить” Запорожское войско в сознании казаков связывались не только с желанием “ляхов” приобрести новых подданных, но и их стремлением ослабить казачество, как главного защитника православия на украинских землях, чтобы затем беспрепятственно принуждать местных крестьян и мещан к перемене веры (“только, де… поляки убавят черкас и у нас, де, веру до конца поломают”) [5. Стб. 10. Л. 198] (подробнее см.: [1. S. 32–33]).

При этом следует особо отметить убеждение казаков, что для достижения своих целей «ляхи» не остановятся перед самыми крайними мерами. Уже перед началом казацкого восстания 1625 г. на Украине распространился слух, что командующий коронной армией гетман Ст. Конецпольский неслучайно ведет с собой иностранных колонистов — «немцев» с женами и детьми: «и как, де, польские люди побьют казаков и крестьянскую веру нарушат, а римскою учинят, и тех, де, немец король указал посажать на казачьих местах» [6. № 27. С. 57]. И в последующие годы казаки неоднократно выражали убеждение, что поляки «хотят православную крестьянскую веру разорить и церкви поломать, а казаков всех и жон их и детей побить, а досталных казаков и мещан привести в свою в лятцкую веру» [6. № 92. С. 159] (подробнее см.: [1, 7]).

Неудивительно, что к началу 20-х годов XVII в. у казаков стало складываться убеждение в необходимости вооруженной борьбы против ляхов «про веру и про казачество» [1. S. 30–32]. Несколько забегая вперед, следует отметить, что во всех этих своих компонентах сознание низов украинского общества не претерпело никаких изменений и совокупность охарактеризованных выше представлений была в равной мере характерна для сознания украинского казачества и в годы народно-освободительной войны.

В борьбе с “ляхами” казаки стремились найти себе союзников. Они искали помощи и поддержки у одного из главных (в прошлом) противников Запорожского войска — крымского хана. Крым стал одним из возможных мест, где запорожские казаки могли скрыться от преследований: после поражения восстаний 1625 и 1637–1638 гг. в Крым действительно “отъехали” большие отряды запорожцев (подробнее см.: [8]).

Обсуждался вопрос о поисках приюта во владениях турецкого султана. Ко времени восстания 1637–1638 гг. относится запись слуха о планах запорожцев “отложитца к турскому” и о том, что султан якобы “дал им на житье шесть городов своих на море” [4. Стб. 98. Л. 97]. И Крым, и Османская империя воспринимались в казацкой среде, как “иной”, “чужой мир”, где приходится искать убежище лишь тогда, когда не остается другого выхода[56].

Более заметное место в сознании казачества занимали надежды на получение поддержки со стороны Русского государства. При этом имелась в виду возможность не только найти спасение от преследований на русской территории, но и с помощью русских войск «отложиться» к царю вместе с теми «городами», в которых жили казаки. Первые слухи о планах такого рода отмечены уже в 1621 г. [6. № 8. С. 17], позднее они неоднократно возникали в тяжелых для Запорожского войска ситуациях, но ни разу не было предпринято серьезных попыток эти планы осуществить. Очевидно, казаки пытались искать решения беспокоивших их проблем прежде всего в рамках Речи Посполитой.

Записи слухов показывают неизменно враждебное отношение казаков к «ляхам» — феодалам — владельцам имений на Украине и воеводам и старостам, в руках которых находилась судебно-административная власть на украинских землях. Главой этих враждебных «ляхов» казаки считали великого коронного гетмана Станислава Конец-польского, которому подчинялось Запорожское войско и власть которого как владельца целого ряда старосте распространялась на значительную часть населения Восточной Украины[57].

Вместе с тем казаки не рассматривали как враждебную силу все правящие верхи Речи Посполитой, тем более их враждебность не распространялась на само это государство. По их убеждению, в правящей элите Речи Посполитой существовали влиятельные силы, враждебные «ляхам» и настроенные дружественно по отношению к казакам. Главой этих сил казаки считали старшего сына короля Сигизмунда III королевича Владислава[58].

По убеждению казаков, с наступлением «бескоролевья» после смерти Сигизмунда III общество Речи Посполитой раскололось на два враждебных лагеря: лагерь сторонников младшего сына Сигизмунда — Яна Казимира, которого поддерживают «ляхи», католическое духовенство, «цесарь» (император Фердинанд II, близкий родственник польской королевской семьи), и лагерь сторонников старшего сына, Владислава, которого поддерживают «черкасы», «белорусцы» (так в московских источниках первой половины XVII в. обозначалось восточнославянское население Речи Посполитой) и «Литва». Если сторонники Яна Казимира — «поляки» хотят «приходить на Литву и на черкас, чтоб им посадить на королевство Казимера и хрестьянская вера разорити» [10. Т. I. № 427. С. 410], то о Владиславе говорили, что он готов защищать права «русского» народа, а в некоторых записях слухов даже упоминалось о том, что королевич «держит веру русскую с казаки» [5. Стб. 40. Л. 85, 261]. Если рядом с Яном Казимиром как глава «ляхов» выступал великий гетман коронный Ст. Конецпольский, то главою сторонников Владислава в Речи Посполитой был один из крупнейших литовских магнатов польный гетман Великого княжества Литовского Кшиштоф Радзивилл[59]. Можно лишь догадываться, что столь почетное место в казацких представлениях о политической элите Речи Посполитой литовский магнат — протестант получил благодаря своим выступлениям против религиозной политики короля Сигизмунда III и покровительству православной церкви в его белорусских владениях.

Как бы то ни было, для сознания казаков на рубеже 20-30-х годов XVII в. было характерно представление о существовании в политической элите Речи Посполитой влиятельных сил, настроенных дружественно по отношению к «русскому» народу, готовых отстаивать его права, находящихся в конфликте с главными противниками казаков — «ляхами». Естественно, что на рубеже 20-30-х годов XVII в. лица, стоявшие во главе Запорожского войска, видели свою главную задачу в том, чтобы содействовать победе этих сил в борьбе за польский королевский трон. Так они и действовали во