Мария Нагая действительно была идеалом русской красавицы. Высокая, статная, с большими выразительными глазами и густой косой ниже пояса, она пленяла всех, кому приходилось ее видеть.

На другой день после приезда Нагого царь вызвал его к себе, обласкал, пожаловал подмосковной вотчиной и в знак особой милости объявил, что на днях посетит его.

Действительно, через два дня возле дома Нагого, находившегося на окраине Москвы, появился царский поезд. Государь приехал верхом. К этому времени он уже настолько одряхлел, что ему трудно было держаться в седле, но все равно без посторонней помощи слез с коня. Свита, соблюдая обычай, спешилась у ворот.

Боярин встретил царя на крыльце глубокими поклонами. В обширной, богато убранной стольной горнице высокого гостя ждала боярыня с подносом, на котором стояли две золотые чарки: для царя и хозяина. Иван вошел, оглянулся, поморщился и, не отвечая на поклон боярыни, сказал:

– Не ладно принимаешь, боярин. Я к тебе со всеми милостями, а ты меня обижать задумал.

– Помилуй, великий государь, – растерялся Нагой. – Можно ли мне и помыслить чинить тебе обиду? В чем ее усмотреть изволил?

– А в том, – ответил Иван, – что не кажешь мне свою дочь. А она, сказывают, красоты неописуемой.

Боярышня.

Художник Н. Лоренц

Эти слова объяснили Нагому, чему он обязан снятием опалы. Его дочь Мария была просватана за одного из бояр, жившего по соседству с вотчиной, в которой Нагой провел более десяти лет. Поэтому боярышня не приехала со всем семейством в Москву. Несколько секунд боярин раздумывал, потом решительно заявил, что Мария хворает и потому не может покинуть своей светелки. Но государь не любил менять своих намерений. Он приехал к Нагому, чтобы увидеть его дочь, и должен был ее увидеть во чтобы то ни стало.

– Ничего, боярин, – весело сказал он. – Хоть и недужна боярышня, а видеть ее я хочу. Веди меня к ней.

Боярыня настолько испугалась, что уронила поднос. Чарки со звоном покатились по полу, вино разлилось. Момент бы критический. Боярин упал царю в ноги и покаялся, что обманул его и Марии нет в Москве.

Против ожидания царь не разгневался. Добродушно усмехнувшись, сказал:

– То-то, Федор! Нелегко провести меня. А теперь посылай за боярышней. Послезавтра опять приду к тебе. И если и тогда ее здесь не будет, не прогневайся…

Царь уехал. Нагой тотчас поскакал в свою вотчину и вернулся в Москву с дочерью. Мария плакала, умоляла убить ее, но не разлучать с женихом. Тщетно, честолюбивый боярин решил выполнить царский приказ.

В назначенное время Иван приехал к Нагому. На этот раз вино поднесла ему Мария. Она произвела на царя сильное впечатление. Вопреки всем обычаям он при ней сказал Федору:

– Ну, боярин, сам я у тебя сватом буду. Полюбилась мне твоя дочь, быть ей московской царицей.

Мария упала в обморок. Нагой низко поклонился.

Царь усмехнулся и, взглянув на лежащую без чувств девушку, сказал:

– Видно, не по нраву пришелся я боярышне. Да ничего, стерпится – слюбится.

Через неделю отпраздновали свадьбу. Конечно, и на этот раз церковный обряд совершался без участия архиереев. Царя венчал все тот же священник Никита. Зато свадебный стол был обставлен очень торжественно. Подавались «сахарные кремли», вино лилось рекой. Посажёным отцом государя был его сын Федор, дружкой со стороны жениха – князь Василий Иванович Шуйский, со стороны невесты – Борис Федорович Годунов. Все – будущие московские цари.

На другой день после царской свадьбы его сын Федор женился на Ирине Годуновой.

Царица Мария покорилась своей участи и относилась к Ивану хорошо. Царь был доволен своей новой женой. Одно лишь в ней ему не нравилась: она часто без видимой причины начинала плакать. Это его раздражало. Однажды, застав ее в слезах, он до того рассердился, что обещал «отдать ее псам», если она не станет веселой. Мария не стала от этого веселее, и между ней и царем установились холодные отношения.

Боярыня на побывке в монастыре

Художник С.С. Соломко

Началось повторение прежнего. Снова дворец ночью оглашался пьяными песнями, опять в нем воцарился дикий разгул. Но у царя уже не было прежних сил. Случалось, что посреди оргии он вдруг засыпал. Он забывал имена своих любимцев, иногда называл Годунова Басмановым, удивлялся, почему за столом нет Вяземского, забыв, что казнил его много лет назад, и прочее.

Иван Грозный и Басмановы.

Художник В. Поляков

За несколько месяцев до кончины царь почти лишился сил, так что его приходилось переносить на руках. Все понимали, что дело близится к концу. Не понимал этого только сам Иван.

Царю сообщили, что у английской королевы есть красивая родственница – Мария Гастингс, графиня Гонтингтонская. Иван не скрывал своего равнодушия к Марии Нагой, хотя она в это время готовилась стать матерью. Он послал в Лондон дворянина Федора Писемского, который должен был вступить в переговоры с королевой о предполагаемом браке. Царь предвидел, что королева Елизавета может возразить, что он женат, и велел передать ей условия, при которых может состояться новый брак. Писемский должен был объяснить, что последний брак Ивана недействителен, ибо не признан архипастырями. «И сказать ее королевскому величеству, – писал царь Писемскому, – что Мария Нагая не царица и будет пострижена в монахини». Он ставил условие, чтобы Мария Гастингс и все лица ее свиты приняли греческую веру. Детям будущей царицы он обещал «особые уделы, как издревле велось на Руси». Кроме того, Писемский должен был обещать Елизавете тесный союз Англии с Россией.

Королева приняла московского посла с большими почестями, но относительно сватовства дала уклончивый ответ. По ее словам, Мария Гастингс больна и видеть ее нельзя. Между тем Елизавета отправила к московскому царю посла Джерома Боуса с письмом, в котором предлагала Ивану жениться на своей двоюродной племяннице Анне Гамильтон, незадолго до того овдовевшей. Анна отличалась красотой и твердым характером. Когда Елизавета спросила ее, не побоится ли она стать женой Ивана Грозного, Анна рассмеялась и ответила: