– Не то говоришь, Борис, – застучал царь жезлом о выступ крыльца. – К добру, спрашиваю, аль к худу?

– Должно, к добру. Все от Бога, говорит твой родич Никита Романович.

Царь пристально уставился глазами в своего любимца. Но в это время вмешался Мстиславский:

– Фридриха бы мастера спросить. Он в небесных делах горазд.

– И то правда, – согласился Грозный. – Зови его сюда.

Через несколько минут звездочет-немчин, уже подготовленный ко всему, стоял возле царя и, указывая рукой на комету, говорил своим вкрадчивым, слащавым голосом. Сначала он говорил о том, как вообще происходят такие небесные явления, каковы их причины, их место в общем течении мировых светил. Затем, казалось, незаметно для царя перешел к тому, что данное небесное явление пророчит царю быстрое выздоровление и еще длинное благополучное царствование.

Иван Грозный смотрит на комету.

Художник В.И. Навозов

Грозный молча и внимательно слушал звездочета, и все это время печать какой-то глубоко скорбной мысли не сходила с его изможденного, усталого лица. Потом обернулся к боярам с грустной и вместе с тем злой усмешкой.

– Лукавит немчин. Вижу ясно, что это знамение моей смерти.

– Что ты, что ты, царь-батюшка, ты долго еще будешь жить, – воскликнули в один голос Годунов и Мстиславский. – Звездочет же зело науке своей научен и правду вещает.

– Лукавит, говорю, – возвысил царь свой голос и затем, остановившись на миг, прибавил: – Позвать сюда немедленно волхвов!

Мстиславский, не ожидавший этого, быстро бросился внутрь дворца, чтобы вовремя подготовить бесхитростных, прямодушных волхвов. Но это ему не удалось. Обросшие волосами, полуодетые, с глазами, горевшими каким-то диким, лихорадочным огнем, взошли кудесники гурьбою к царю на крыльцо. Он указал им на комету и не успел еще выговорить своего вопроса, как они все разом упали на колени.

– Великий царь-государь, – начал за других седовласый старик-волхв, – не приказывай нам вещать волю судьбы. А коли прикажешь, не вели казнить за правду.

– Говори всю правду!

И тогда, подняв к небу руку, вдохновенным пророческим голосом вновь заговорил седовласый кудесник:

– Еще два раза луна родится и умрет на небе, и земля все это время будет держать тебя на себе. Но третья смерть луны уже не увидит тебя. В восемнадцатый день третьего месяца исполнится над тобой воля неба, пославшего тебе это знамение: ты умрешь в тот день…

Грозный весь скорчился, сжался на своем месте и потом вдруг, выпрямившись во весь рост, сверкая зло глазами, топоча, стуча посохом, бешено прохрипел:

– Связать их. В тюрьму бросить. И в тот день к вечеру напомнить мне!

Настал канун рокового дня. Царь, все время следовавший указаниям и советам лекарей, чувствовал себя в этот день вполне хорошо и, хотя ему никто не напоминал, сам вспомнил о волхвах.

– Ну что, кудесники? Ведь завтра близко, – проговорил он, глядя смеющимися глазами вокруг себя, но больше ничего не прибавил.

Государь приказал перенести себя в кресле в комнату, где хранились его несметные сокровища. За ним последовали царевич Федор и приближенные бояре.

Иван Грозный в сокровищнице.

Художник С. Вяткин

Любуясь своими сокровищами, государь стал показывать царевичу и боярам драгоценности, объясняя их свойства, вдруг почувствовал себя дурно и сказал:

– Ох, худо мне… Унесите меня… Мы придем сюда в другой раз.

На другой день царю стало лучше. К вечеру, сидя бодрый в постели после ухода лекарей, он позвал боярина Бельского и велел ему подать шахматы.

– Темнеет уже, государь, – промолвил Бельский, придвигая к царской постели шахматный столик. – Пойду огня добуду.

Судорога пробежала по лицу Грозного при словах боярина.

– Пойди, пойди, да и Борюшку сюда позови. А я тем временем расставлю шахматы… Борис, ты сам сюда идешь?

– Да, царь-государь, – проговорил каким-то необычным, глухим голосом вошедший Годунов. – Я пришел по твоему повелению напомнить тебе о волхвах. Они.

– Молчи, Борис, – злорадно перебил Иван. – Затем я и позвал тебя. Их предсказание и без тебя я помню. Но день уже к вечеру склонился. Уже Бельский за огнем пошел, а я все жив. А я все жив. Так вот тебе приказ: наутро площадь всю перед моей опочивальней укрыть кострами. Жаровни накалить добела, и на жаровни эти волхвов поставить. А я смотреть на них, лжецов безумных, отсюда буду. Что, Борюшка, хорошо придумал я?

Грозный от радостного волнения даже поднялся почти во весь рост на постели. Но Годунов молчал, глядя на царя каким-то загадочным взглядом. Они – злорадный кровожадный царь и лукавый царедворец – были одни в пустой опочивальне.

– Борис, что же ты молчишь?!

В голосе Грозного чувствовался жуткий страх.

– Государь, – проговорил Годунов, по-прежнему загадочно глядя на царя, – день, правда, уже к вечеру склонился, но не прошел еще.

– Что хочешь ты сказать? – быстро приходя в бешенство, воскликнул Иван.

– Что еще рано нам судить о предсказании волхвов.

– Люди! – вскрикнул царь диким голосом, и уже рука его потянулась за костылем.

Но миг. И Грозный, бездыханный, навзничь упал на постель.

Опочивальня стала быстро наполняться боярами и холопами. Годунов первый с рыданьями бросился к трупу Грозного.

Высшее духовенство и бояре собрались во дворце. «День этот был для них днем торжества и избавления, – замечает Горсей, – все наперерыв теснились к Евангелию и кресту присягать на верность новому царю Федору Ивановичу». Все это совершилось быстро, в течение нескольких часов.

Иван Грозный перед смертью.

Художник РФ. Штейн

На третий день московские люди с большой торжественностью, с наружной печалью и тайной радостью в душе, похоронили в кремлевском Архангельском соборе умершего царя… Суровая эпоха Ивана Грозного отошла в прошлое, стала достоянием истории.