– Простите, мисс Литтл, задумался, – он поднялся, взял книги из ее рук и положил на край стола. – Смертельный яд, говорите? А что, разве бывает яд не смертельный? – улыбнулся он.

– Бывает, мистер Владимир, – по лицу мисс Литтл тоже скользнула улыбка. – Яд, который называется любовью. Яд любви, – уточнила она. – Он подтачивает силы, лишает человека разума, но не убивает. Так что никогда не пейте напитков, преподносимых вам незнакомками, как бы прекрасны они ни были. Никогда! – Ее рот растянулся в неожиданной улыбке, обнажившей бледные десны со слишком длинными передними зубами.

– Я непременно последую вашему совету, мисс Литтл, – благодарно склонил он голову, пряча веселый блеск в глазах.

«Счастливый человек, – подумал он, – живет среди своих книг, и ничего ей в жизни больше не надо».

«Несчастный человек, – подумала мисс Литтл, – если проживет свою жизнь среди книг, забыв обо всем остальном».

Зал постепенно наполнялся читателями. Были они поутру сонно-серьезны и молчаливы, выдавливая из себя лишь несколько слов, когда по правилам хорошего тона следовало поддержать разговор с мисс Литтл о погоде.

Соловьев работал, не замечая никого. Книга поглотила все его внимание. Читал, делая заметки в толстой тетради, время от времени отрывался от чтения и, покусывая кончик карандаша, погружался в размышления. Изучение религий все больше убеждало его, что каждый учитель, посвящая свой народ, облекал учение в аллегорические символы, мифы и сказания, привлекательные по форме и понятные по смыслу, как простейшие формулы, которые были видимой, надводной, экзотерической частью айсберга. А значит, существовала и другая – эзотерическая – для избранных учеников. Эта подводная часть, скрытая от непосвященных, передавалась из уст в уста, от учителя к ученику, от ученика, ставшего учителем, следующему ученику, как ключ к двери храма знаний. И каббала, происхождение которой относилось к эпохе Моисея, не была исключением, являясь самым полным из дошедших до наших дней сборником наставлений, почерпнутых из древнеегипетских мистерий. Но ключом обладали единицы. Передача эзотерического знания стала очевидной ко времени Пифагора, получившего посвящение, так же как и Моисей, из одного источника, имя которому – Египет. Моисей, избирая посвященных, названных левитами, передавал предание наиболее достойным. Учение Пифагора сохранилось благодаря тому, что было подхвачено последователями его школы в Египте и Греции. Словесное предание сохранилось до самого Христа, который, объясняя в Нагорной проповеди ученикам значение притч, лишь любимому ученику Иоанну открыл все тайны древнего эзотерического знания.

«Но откуда же проистекает отчуждение современного ума от христианства? – размышлял Соловьев. – Может быть, потеряны ключи от храма знаний, а людям уже недостаточно того, что лежит на поверхности? В этом случае человечество сможет и должно духовно возродиться лишь при осуществлении синтеза всех религий, с сохранением положительных моментов каждой из них. Нет на свете ничего бесплодного и бесполезного, и человек всегда не прав, когда он что-либо отрицает, особенно философ, процесс мышления которого должен проходить под знаком всеединства. Следует всегда заимствовать рациональное и идти вперед, не разрушая, а созидая. Надо работать над теоретической стороной, и надо не бояться признавать ошибки. Почему в христианской Троице не нашлось места женскому началу? Оно заменено Святым Духом, но ведь если обратиться к славянской мифологии, Троица – это три лика, Отец, Сын и Мать, и именно Мать дает жизнь Сыну, а потом Сын становится Отцом. Откуда пошло унижение женщины и извращенное понимание супружества? Библейский миф о Еве сверг с престола Великую Богиню-Мать и знаменовал конец матриархата, в котором женщина занимала главенствующую роль, и положил начало патриархального уклада жизни. А ведь на всех континентах Земли через пространство и время сохранилось родство культов Великой Матери. Да и ранняя христианская церковь допускала к служению женщин-дьякониц, и они богослужили наравне с мужчинами и в древности, и в Средние века в греческих и латинских храмах».

Правый висок Соловьева внезапно сдавила пульсирующая боль. Он уже знал, что это означает. Склонность к «автоматическому письму» была еще одной странностью, которой он был награжден – или наказан? – совсем недавно. Он открыл чистую страницу в тетради и поднес карандаш к бумаге, словно превратившись в простое орудие письма, коим свыше водила неведомая рука. Через мгновение карандаш начал вести свой, независимый от его, Соловьева, воли и разума разговор с бумагой, оставляя на ней фразы, слова и знаки, ложащиеся друг за другом совершенно иным, незнакомым почерком. Внезапно в глазах потемнело и голова его обессиленно упала на стол.

– Мистер Владимир, мистер Владимир, – услышал он взволнованный голос и, подняв голову, увидел своего приятеля Ревзина и растерянную мисс Литтл со стаканом воды в руке. – Выпейте воды, мистер Владимир, – встревоженным голосом проговорила величественная дама, лицо которой зарделось от волнения. Она будто даже стала меньше ростом, соответствуя своей фамилии.

– Ну, дружище, и устроил ты переполох, – вполголоса сказал Ревзин, покачав головой. – Выпей-ка воды! Небось, опять не ел ничего?

Соловьев выпрямился, откинулся на спинку стула и даже попытался улыбнуться так, будто случившееся не имело к нему никакого отношения. Только пальцы рук, оставшихся лежать на крышке стола, немного подрагивали, словно еще продолжали что-то записывать.

– Пейте же! – приказала мисс Литтл строгим голосом и поставила стакан с водой на стол.

– Мисс Литтл, – Соловьев наконец взял стакан и глянул озорно, – а кто меня давеча предупреждал не пить напитков, преподносимых дамами, как бы прекрасны они ни были?

Мисс Литтл тоже улыбнулась, но, оглядевшись по сторонам, приложила указательный палец к губам и, прямо держа спину, направилась к своему месту.

Ревзин же наклонился к столу и прочитал написанные неровным почерком строки.

«Великий человек вмещает в себя трех людей – человека духовного, человека разумного и человека душевного. Нормальный пол человека душевного есть женский, человека разумного, который есть супруг души, – мужской, дух же – выше этих различий».

– Да-а, господин Соловьев. Не зря Сивилла просила вас беречь голову, – усмехнулся Ревзин. – Кабы тебе умом не сдвинуться. Ну, пойдем, что ли, подышим? – Он взял приятеля под руку и помог подняться. – А то неровен час выгонят тебя за нарушение правил тишины и спокойствия, что будешь делать?

Они вышли на площадку к лестнице.

– Пойми, Владимир, отдыхать тебе надо, вот что я скажу! – продолжил Ревзин и, заметив зеркало на стене, машинально поправил манжеты и воротник крахмальной рубашки.