Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрожащими руками раскладываю листы. Глаза натыкаются на строчки:
«Настоящим я добровольно и безусловно отказываюсь от родительских прав в отношении…»
Да это бред, я точно не смогу это подписать. Отталкиваю от себя бумаги.
— Ты же понимаешь, что я могу оспорить этот отказ, сделанный под давлением? — шепчу сиплым голосом, в горле застрял комок, мешая голосовым связкам расправиться.
Рус подталкивает бумаги обратно ко мне, подтягиваясь на руках и нависая над столом.
— Никаких обжалований! У тебя больше нет детей. Запомни это! Ты ведь можешь и не выйти из здания. Был человек и нет человека. — мечтательно добавляет он через паузу.
Сердце замирает от его слов и срывается вскачь. Это какая-то новая форма шантажа — угрозы, запугивания физической расправой. Скорее нет, просто я раньше не знала Руслана с этой стороны, да и вообще, как оказывается, не знала.
Я смотрю на бумаги в полном оцепенении. Что мне еще остается делать кроме как уступить? Он ведь и действительно не отпустит меня без этих чертовых подписей. Стоит пойти на это, а позже все равно сделать по своему, если в суде всплывут эти бумаги подать на обжалование или давить на то, что эти подписи взяты под угрозами. Но рука не поднимается даже взять ручку в руку, что уж говорить о моем личном росчерке на бумаге. Но давление надо мной так и не исчезает. Рус по прежнему нависает надо мной как питбуль желающий вцепиться в глотку.
Что там еще было? Акции, да пусть подавится ими.
Я беру ручку, лишь бы потянуть время, отыскиваю договор дарения. Намеренно вожусь с подписями. Что их так много? Я будто целое государство отдаю, а не вшивые пять процентов акций!
Остается поставить еще один росчерк на последний лист, где жирными буквами выведено «заявление». Тут уже стоят все мои данные и пуста только строка подписи и даты. Я смотрю на Руслана умоляюще, но его взгляд так же непоколебим.
Писк селектора, заставляет выронить ручку из дрожащих рук.
На весь кабинет раздается лишь два слова:
— Господин Завойский…
И дверь распахивается.
Кто вообще в наше время разбрасывается званиями господин? Но вскоре понимаю почему.
На пороге сам Ярослав Вячеславович, внушительный и невозмутимый. Окидывает нашу пасторальную сценку, в которой только мои покрасневшие глаза и нависающий надо мной Руслан выдают отнюдь не безмятежность, сверкает своими почти выцветшими до белизны глазами, лишь темная каемка очерчивает границу радужки, придавая его взгляду зловещий вид, проходит внутрь.
Секретарша нелепо пытается оправдаться, за неожиданный визит, но что она смогла бы противопоставить той мощи, что излучает одним своим видом Ярослав.
— Господин Шахов, полагаю. Вот мы наконец и встретились. Несмотря на ваши явные пренебрежения договоренностями о нашей встрече. — приветствует даже не подав руки. Совсем не обращая на меня внимания, словно меня здесь нет, сосредоточенным взглядом изучает противника, но это не так, мимолетный взгляд в мою сторону говорит об обратном, он правильно оценивает обстановку и ведет какую-то свою игру.
Руслан выпрямляется. Он явно не ждал высочайшего гостя.
— Я забираю вашу спутницу, — смотрит на меня, — она мне срочно нужна. В конце концов, Лада Андреевна, не хорошо заставлять ждать так долго будущего инвестора. — отчитывает меня легко журя.
Рус встает из-за стола подходит к Яру пыжится и раздувается:
— Она моя жена и будет находится там, где я скажу!
Лихо же он переобулся. Только что отпускал на все четыре стороны, стоит только подписать документы, а тут сразу же жена.
— Ты забугорный ублюдок, с чего ты взял, что можешь увести мою жену?
Я не успеваю уловить, что Руслан планировал сделать может кулаком в челюсть, это его фишка, контактный бой с применением всех возможных силовых приемов и телесных повреждений. Особенно любима практика отправить соперника в нокаут одним, двумя ударами. Он мне сам пояснял, когда я по молодости еще любопытствовала и присутствовала на его спарингах.
А тут едва уловимое движение локтем и челюсть прущего как взъяренный бык Руслана взлетает вверх, еще одно движение настолько быстрое, что едва улавливается глазом, а мозг не успевает обработать, остается фиксировать факт, что рука моего достаточно тренированного, сильного мужа вывернута в болевом захвате, а Руслан корчится от резкого удара в солнечное сплетение и может только сжимать зубы в жутком оскале, шумно втягивая воздух.
Яр бросает на меня предупреждающий взгляд «не смей вмешиваться» и я остаюсь сидеть на месте, как на иголках, готовая вскочить в любой момент и умчаться.
— Не нужно преследовать Ладу. Она отныне свободная женщина и не нуждается ни в твоем покровительстве ни в заступничестве. Вас разведут, поверь мне, легко и быстро, бракоразводный процесс уже запущен. Ты потерял ее, смирись, — делает внушение нерадивому сопернику Яр, а после выкручивает запястье сильнее, так, что Руслан падает на колени, наклоняется и шепчет совсем тихо, видимо рассчитывая, что я не услышу. — и бизнес так же потеряешь. — выпускает руку и отступает.
— Пойдем, Лада, здесь нам больше нечего делать. — спокойно говорит Яр, у которого даже дыхание не сбилось.
Руслан же наоборот, дышит тяжело и зло, белки его глаз еще больше налились краснотой. Он стоит на полу, на четвереньках, униженный и растоптанный, и очень громко скрипит зубами.
— И вот на этого засланца ты меня променяла? Ты хоть знаешь кто он? — смех Руслана больше похож на истерику сумасшедшего. — Ты знаешь, какая слава о нем ходит по столице? Я хоть женился на тебе, а он завидный холостяк да не женится ни на одной бабе никогда. Его основная задача пользовать таких дырок как ты, пока они могут принести хоть какую-то пользу. — зло сплевывает на пол. — Думаешь на тебе женится? Ха три раза, да он женщин меняет как перчатки, сегодня одна — завтра другая, новая и чистая, ты же давно потеряла свою ценность.
Напоследок хочет задеть меня словами, но больше обидно становится за Яра, чем за себя, вот так быть облитым помоями. Даже если и заслуженно, неприятно и мерзко. И стыдно за поведение почти бывшего мужа, так низко пасть, что выливать тонны грязи на победившего его соперника. Руслан никогда не умел проигрывать достойно. И сейчас ему не удается сдержать лицо и достойно принять поражение.
— Он хотя бы свободен и не лезет на чужих баб