– От пыли... я паутину мела, – скороговоркой объяснила свой наряд и «оружие» Анна Рудольфовна. – Быстро заходи, а я дверь закрою, а то мухи налетят!

Остальская выглянула на пустую лестницу и быстро захлопнула дверь. Огромная квартира, полная мебели, поглотила меня своим сухим чревом, и я лишь через полчаса стала немного приходить в себя, натыкаясь глазами на китайские ширмы и тяжелый хрусталь, свисающий с потолка.

В ажурной клетке на кухне сидел абсолютно голый попугай и поглядывал на нас из-под морщинистых век. Попугай был похож на нагого мужчину лет семидесяти восьми...

– Ему триста лет, – кивнула на пернатого нудиста старая пани и стала мне рассказывать про жену Рейтеля, точнее, про ее родственников по женской линии, хотя я ее об этом не просила. Похоже, Анне Рудольфовне просто очень хотелось о них поговорить.

– У них вся семья – душевнобольные... Ну, тетка ее постоянно лечилась!.. Может, слышала?... – вздохнула старая пани. – Шейла или Гейла.

– Откуда?...

– Точно, это была тетя Дейла, – задумчиво помахала газетой, как опахалом, пани Остальская. На кухне было душно. – Как я могла забыть старую прохвостку Дейлу?...

– Вы про родную тетку жены Рейтеля?...

– Да... Прикинь, у них все женщины страдали мигренями... А мигрени, знаешь, отчего бывают? – заговорщически подмигнула Остальская и прошлась по кухне, вертя задом в мужских брюках. – Кстати, ты видела его жену?...

– Красавицу в антикварных драгоценностях?... Видела как-то...

– Красавицу-у-у?... – Анна Рудольфовна и попугай переглянулись. Остальская тяжело вздохнула, попугай отвернулся и сгорбился, пересев с одной жердочки на другую. – А мигрени у них, Сашка...

Меня вдруг начал разбирать смех.

– Мужики у них у всех были хреновые, Сашка! – громко сказала пани Остальская и повторила: – Ххрр-реновые у них были мужики!..

– А при чем тут мигрень-то, Анна Рудольфовна? Мужики – мужиками, а мигрень – мигренью вроде бы?...

– При том, Саша, при то-о-ом!.. – Анна Рудольфовна постучала по столу и прислушалась. – У жены обычного, ну, нормального мужика сроду никакой мигрени не будет...

– Как это?...

– А так, – пани Остальская вздохнула и щелкнула пальцами. – Вот у тебя была мигрень?... Молчишь, и у меня ее не было... А у жены импотента или скряги всегда – либо мигрень, либо опухоль, ну, где-нибудь там!.. Один из дядек Хелин жадный был до безумия: сам трусы жене покупал, я, правда, не видела, как и когда, но это же неважно?... – Пани Остальская села напротив и стала загибать пальцы. – Ну, а другой – на сторону бегал постоянно, а еще двое ее дядьев – никакие, так... Правда, богатые были люди, ничего не скажешь... Богатые все!

Я сидела и прислушивалась к топоту ног наверху, там, где жили мы с Ильей, жили-поживали... В небольшой квартирке по соседству с другими семьями офицеров, очень давно...

Анна Рудольфовна все ворчала и наконец спросила:

– Ну, как у тебя дела на работе?... Сидишь, молчишь...

– Нормально, – глядя на болтающиеся мужские брюки на ней, вздохнула я. – Рейтель уже знает, кто я.

– Батюшки-светы, – протянула пани Остальская и встала; похоже, ей не сиделось. – А кто ему сказал-то?...

Я рассказала про Кукулиса и вытащила из кармана пузырек с ядом цикуты.

– Марганцовка! – раскрыв и понюхав, определила Анна Рудольфовна и выкинула пузырек в окошко, проследив за ним глазами.

– Знает – не знает, ну и что?... Он же тебя не уволил?... Нет! А ты уже придумала план расправы?... У тебя же теперь – времени в обрез, – Анна Рудольфовна размахнулась и убила большую муху сложенной газетой «КоммерсантЪ», чашка подпрыгнула и покатилась со стола вместе с мухой. Я едва успела ее подхватить у самого пола, помогая себе ногой...

– Анна Рудольфовна, это ж вы что-то придумали, ну вроде бы? – напомнила я в сердцах. – Вы же меня позвали.

– А-а-а, ну да, я что-то забыла, ладно, вспомню еще, пошли из кухни! Моя прабабушка умерла в сто семнадцать лет, и мне суждена долгая жизнь, а как мне жить? – вдруг спросила она. – Саш?...

– Это же счастье – долго жить, – сочла нужным сказать я. Анна Рудольфовна только отмахнулась – она с пристрастием разглядывала в зеркале свою старую физиономию.

– Ты видишь – мешков под глазами не нажила, ты заметила?... – вдруг шепотом спросила она.

Я кивнула. Мешки у пани Остальской все-таки были – маленькие и едва-едва заметные.

– «Прожила весело, а умерла – легко!» – такую эпитафию я заказала на свой памятник, – повторила с веселым выражением глаз старуха, и я на всякий случай взглянула на себя в зеркало – мешков под глазами пока тоже не было, слава богу.

– Может, поживешь у меня? – Остальская взяла меня за руку и заглянула в глаза. – Я скучаю по тебе, переезжай, а?... И что тебя держит в этой казарме? Там, наверное, вонь?... – неделикатно предположила она.

Я вежливо отказалась, квартира пани Остальской давила на меня... Мне вдруг захотелось как можно скорей уйти, а уж остаться жить я даже и не помышляла теперь, когда увидела воочию четырехкомнатное пространство, заполненное громоздким чужим старьем.

– Вот даю объявление на похоронные венки, возьмешь, чтобы лишний раз мне к вам в радиостудию не ходить? – Анна Рудольфовна сидела, обиженно моргая.

– Конечно, Анна Рудольфовна, давайте!.. Мне уже пора.

– Ну, иди, – кивнула Остальская. – В гости зайдешь еще?...

– Обязательно, а какой план расправы вы придумали, Анна Рудольфовна? – уже уходя, с порога обернулась я. – Так и не вспомнили, нет?...

– А выходи за него замуж! – махнула рукой из темноты пани Остальская, похоже, она не любила лишний раз включать и выключать свет в своей узкой, как пенал, прихожей. – Самое верное средство расправы!.. На, почитай «Как соблазнить молодого мужчину» на эстонском, – протянула она мне какую-то книжку. – Одно из двух! Или – или!..

– А что второе? – осторожно поинтересовалась я, глядя на другую ее руку.

– Или на вот – холерный вибрион О-139 «Бенгал». – Анна Рудольфовна протянула мне запечатанный, похожий на чай в одноразовом пакетике, кулек. – Он сухой, разведешь в чашке с чаем – и дашь ему попить!..

– И что? – Я с опаской взяла пакетик с холерой и сунула его в карман. – Господи, где вы его взяли?...

– Долго рассказывать, – пани Остальская пожала плечами. – В общем, мне его подарил любовник... Он работал над биологическим оружием в одной из лабораторий и не смог удержаться, чтобы что-нибудь не спереть... Не трусь, Сашка, это ослабленный штамм – от него не умирают, но вечный понос обеспечен. Знаешь, у меня горе какое?... Шпиц соседки полюбил моего кота, представь, да? – Анна Рудольфовна вздохнула и повторила: – Ну, представь?...