почему мы собираемся в мастерскую, о которой этот слуга — как его зовут?

— Известняк, патера. Я не могу.

— Вот именно. Ты не можешь, потому что у тебя только одна рука. Ты, по большей части, должна говорить Синель, просить ее делать то и это. Именно поэтому мы собираемся подсоединить тебе правую кисть. Как ты и сказала, у тебя очень много работы, и с двумя руками ты сможешь делать вдвое больше, чем Синель, а не вдвое меньше.

Не дожидаясь ее ответа, он шагнул к двери:

— Я буду снаружи; я хочу узнать у Хоссаана, почему их генералиссимус говорит таким странным образом. Мы ждем тебя через пять минут, с рукой. — Выйдя в приемную, он добавил: — Ты и Синель, и еще твоя внучка. Приведи и ее.

Дверь закрылась, оборвав последний жалобный вой майтеры Мрамор «Патера...» Усмехнувшись, Шелк прохромал через приемную и взял из гардероба мантию из простого черного флиса.

Наружная дверь распахнулась прежде, чем он успел открыть ее, и внутрь шагнул Хоссаан с Оревом на плече.

— Ваша птица была снаружи, кальде. Мне кажется, что Орев не смог найти открытое окно, и я принес его внутрь.

— Дев летать, — каркнул Орев. — Птица видеть.

— Да, и как раз вовремя, глупая птица. Иди сюда.

Орев прыгнул на запястье Шелка.

— Дев насест!

— Он летал к дирижаблю, — объяснил Шелк. — Сейчас он, возможно, знает его намного лучше, чем я. Они опускают людей оттуда в чем-то, похожем на огромную клетку для птиц; в ней же поднимают людей и припасы. Похоже, именно это заинтересовало его. — Он заколебался, указал на длинный диван. — Давай на мгновение присядем. Я хочу кое-что спросить у тебя.

— Конечно, кальде.

— Мы можем пообщаться в твоем поплавке, но я чувствую, что кто-нибудь захочет поговорить со мной, и я не хочу, чтобы меня прерывали. Ты видел парад?

Хоссаан кивнул:

— Я не спускал глаз с помоста, на котором вы стояли, кальде, на случай, если понадоблюсь вам.

— Очень хорошо. Тогда ты видел, как я беседовал с генералиссимусом Сиюф и генералом Саба. Кстати, ты знаком с ними?

— Вы имеете в виду, встречался ли я с ними, кальде? Нет, не встречался. Но я знаю, как они выглядят.

— То есть ты никогда не говорил с ними?

Хоссаан кивнул.

— Ты много путешествовал. Но изначально ты из Тривигаунта, верно?

— Да, кальде, я там родился. И вы были бы глупцом, если бы принимали все мои слова за чистую монету. Я уверен, вы это понимаете.

— Хорош муж! — защитил его Орев. — Муж летать. Насест!

— Конечно. Я отлично понимаю, что в первую очередь ты лоялен родному городу.

— Так и есть. И вы правы. Я путешествовал больше, чем большинство людей. Если вы захотите, я могу рассказать вам о некоторых местах, в которых бывал, но не всегда могу сказать вам, что я там делал.

Шелк задумчиво кивнул:

— Здесь, в Вайроне, мы иногда говорим, что кто-то разговаривает на вайронезском, как будто это отдельный язык. Это, конечно, не так. Просто у нас есть определенные идиоматические выражения, которые, насколько я знаю, не используются в других городах. Есть и слова, которые мы произносим немного по-другому. Я очень мало знаю о других городах, но я бы не удивился, если бы узнал, что язык каждого из них имеет свои особенности.

— Совершенно точно. Мне кажется, я знаю, о чем вы собираетесь спросить меня, но продолжайте.

— Есть какая-нибудь причина, запрещающая тебе говорить об этом?

— Ни одной.

— Отлично. Я хочу сказать, что на самом деле есть и другие языки, совершенно отличные от нашего. Латинский, например, и французский. У нас есть латинские и французские книги, и в Писаниях есть абзацы, написанные на этих языках, что делает их интересными для ученых и даже для рядовых авгуров вроде меня. Предположительно есть города, в которых на этих языках говорят точно так же, как мы говорим на вайронезском.

— Всеобщий язык, — сказал Хоссаан. — Так его называют путешественники, и так мы называем его в Тривигаунте.

— Понимаю. — Указательный палец Шелка уже рисовал маленькие круги на щеке. — В таком случае ты, с твоей иностранной точки зрения, сказал бы, что Вайрон и Палустрия, например, говорят на Всеобщем языке? Палустрийский достаточно похож на вайронезский, так что, возможно, придется слушать говорящего в течение нескольких минут, чтобы определить его родной город. Или так меня учили в схоле.

— В самую точку, кальде.

— Очень хорошо. Я могу представить себе иностранный город, в котором говорят на другом языке, например на латинском. И я легко могу представить другой, вроде Палустрии, где говорят на Всеобщем языке; я не могу этого доказать, но подозреваю, что в Вайроне разница между речью высшего класса и речью нищих или каменщиков больше, чем между речью обычного купца из Вайрона и такого же купца из Палустрии. Но я не могу себе представить, что есть город, в котором некоторые говорят на Всеобщем языке, а другие на латыни или каком-нибудь другом.

Хоссаан кивнул, но ничего не сказал.

— Муж летать, — объявил Орев, потеряв терпение. Он спрыгнул с плеча Шелка и стал летать по комнате, поднимаясь все выше и выше по спирали. — Летать! Летать! Дев! Муж! — Он развернул крылья и заскользил по воздуху. — Насест!

— Великий Пас, направь нас! — Майтера Мрамор спустилась по винтовой лестнице вместе с Синелью и Мукор. — Какая муха укусила твою птицу, патера?

— Не знаю, — ответил Шелк, хотя и подумал, что знает. — Хоссаан, он прилетел к тебе, когда ты ждал в поплавке, верно?

— Он приземлился на спинку сидения и начал говорить без умолку. Поначалу я не мог понять его.

— Еще один язык или, по меньшей мере, другой способ изъясняться на Всеобщем языке. — Шелк сухо улыбнулся. — Что он говорил?

— «Птица вне, птица вне, Шелк внутрь». Что-то в этом роде, кальде.

Шелк кивнул.

— Выйди наружу и подожди нас. Подними колпак. Я не знаю, сколько времени тебе придется ждать, и не вижу смысла тебе мерзнуть.

Когда Хоссаан вышел, Синель спросила:

— Разве мы не едем, патера?

— Через секунду. Все, пожалуйста, идем в библиотеку. Орев, где летающие мужчины и летающие женщины, которые приземлились на насест?

Орев прыгнул в угол, занятый толстобрюхой вазой, и резко постучал по ней клювом.

— Северо-восток, Мукор, — пробормотал Шелк. — Видишь?

Ее похожее на череп лицо повернулось к нему, как бледная похоронная лилия поднимает свой цветок к солнцу.

— Летающие, Шелк?

— Летуны, как мне кажется. Люди, которые летают на крыльях, сделанных из чего-то, похожего на марлю.

— Они похожи на тривигаунтских птеротруперов, — добавила Синель, — только