Снимая «Гравий» в рабочем пригороде Манчестера, Лоуч сначала провел документальные пробы и нашел для фильма непрофессиональных исполнителей из местной среды, знакомых с бедностью не понаслышке. «В течение пяти недель мы хохотали как сумасшедшие, – вспоминает Лоуч. – Это нормально, юмор – единственное средство, которым располагает человек, чтобы сделать невыносимое приемлемым».

Во всех своих фильмах Кен Лоуч обращается к эмоциональному опыту и чувствам людей, ежедневно поставленных в ситуацию морального выбора. Режиссер показывает, что от этих рутинных решений зависят не только личные судьбы, но и то, куда движется человечество.

«Земля и свобода» – первая картина Лоуча, в которой он поворачивается лицом к событиям большой истории. Гражданскую войну в Испании («которая забыта, почти как Троянская») он рассматривает как грандиозный европейский миф, «последний крестовый поход», как стычку всех идеологий XX века – фашизма, коммунизма, социализма, национализма и анархизма – при слабом противодействии демократии. Сегодня, когда одни из этих идеологий переживают упадок, а другие снова пытаются подняться, опыт прошлого высвечивается по-новому. Он вдохновляет Лоуча на создание романтической легенды об идеалистах-революционерах, объявленных троцкистами и преданных как Сталиным, так и Западом.

Трезвость аналитика принуждает Лоуча признать, что «социализм в действии», о котором мечтают его герои, мало чем отличается от фашизма, а все радикальные идеологии ведут к насилию и предательству. С другой стороны, режиссер оставляет своим героям революцию в качестве романтической мечты. И здесь, в этой почти классицистической трагедии, и в своих современных фильмах Лоуч избегает диктуемой их предметом сухости, предпочитая ей избыток сентиментальных эмоций. Политкорректность, пробуждая чувства добрые к маленьким слабым людям, именно на это и опирается. Они выглядят трогательными и симпатичными ровно до тех пор, пока составляют угнетенное меньшинство.

«Земля и свобода»

Фестивальный успех картин Лоуча всегда вызывал кривую усмешку у нашей кинопрессы: мол, развели у себя соцреализм, дурью маются. А вот если в один прекрасный день кто был никем вдруг станет всем… Памятен один газетный репортаж с Венецианского фестиваля о фильме Лоуча «Песня Карлы» (1996). Каждая строчка дышала сарказмом в адрес создателя картины, который имел наглость – или глупость – романтизировать сандинистов. Репортер строго отчитала Лоуча – кумира западных интеллектуалов от кино – и заметила, что хорошо ему, сидя в Лондоне, рваться в Никарагуа и воспевать революцию. А вот пожил бы, да еще в годы оны, в Москве, постоял в очередях, помучился на партсобраниях – и, глядишь, бросил бы сии благоглупости.

Да, работы Лоуча действительно порой напоминают незабвенные образцы советских фильмов на «военно-патриотическую», «производственную» или «морально-этическую» тему. С той только разницей, что Лоуч не стоит на учете в райкоме партии и сделаны эти фильмы не по заказу и не по канону, а с искренней личной убежденностью. Что в них нет ханжеской двойной морали советского кино. Что у Лоуча во всем блеске британской исполнительской школы играют потрясающие, нередко непрофессиональные актеры. Что ренессанс социального кино стал естественной реакцией на засилье маньеризма.

«Песня Карлы»

Раньше контраст оценок в отечественной и мировой кинопрессе был предопределен идеологически. В наши дни он не только не исчез, но стал еще более кричащим, хотя вроде бы носит характер чисто эстетических разногласий. Отечественные эстеты захлебывались от любви к Гринуэю – в то время как западная критика называла каждый новый его опус «горой из пуха». Кульминация моды на Линча пришлась у нас как раз на тот момент, когда весь мир уже констатировал кризис создателя «Твин Пикса». Примерно то же самое с Тарантино, и почти противоположное – с Джармушем, ранние «простенькие» ленты которого, принесшие ему мировую славу, российские интеллектуалы открыли сквозь метафизическую призму «Мертвеца». Победа в Канне «спекулятивного» Майкла Мура или иранского фильма способна вызвать лишь ухмылку: опять на Западе оригинальничают. Также в России реагируют и на Кена Лоуча.

В 1997 году на международном симпозиуме в Сочи кинокритики специально занялись обсуждением ситуации вокруг британского режиссера. Один молодой российский журналист, пытающийся одновременно делать кинокритическую и политическую карьеру, обозвал его зажравшимся искателем экзотики и приключений. На что тогдашний президент ФИПРЕССИ англичанин Дерек Мальколм, страстный фанат Лоуча, воскликнул в изумлении: «Миссис Тэтчер еще жива! Она живет в России!»

Судьба Лоуча в нашей стране и впрямь поучительна. Поднимаемые им и, казалось бы, давно отыгранные у нас проблемы вновь обрели реальные контуры по мере того, как российская демократия, упразднив защитные редуты двойной социалистической морали, все более дегенерировала в сторону национализма. Упомянутый молодой критик был близок к либералам и СПС, чья амбициозность и отрыв от реальности привели к полной сдаче позиций и открыли путь к власти настоящим правым – консерваторам-националистам.

В «Песне Карлы» Кен Лоуч разоблачает политические интриги ЦРУ, и именно за это его так нахваливали американские участники симпозиума. Наши, выслушивая эти похвалы, криво ухмылялись, еще не зная, как к ним относиться. Теперь, десять лет спустя, неясностей не осталось. Вслед за политикой и экономикой культура и кинематограф в России неуклонно правеют – в то время как в Европе идут обратные процессы.

Творческая интеллигенция на Западе тем более критически относится к своим правительствам и тем более тяготеет к левым, чем более она творческая. Она не идет, как в 1968 году, на баррикады, но выдвигает таких искренних радикалов-романтиков, как Кен Лоуч, противовесом монополии консерватизма.

Кино в понимании Лоуча – один из инструментов реальной демократии. Впрочем, в последнее время он чувствует, что серьезной альтернативой кинозрелищу для его героев и зрителей становится футбол. В новелле, снятой Лоучем для альманаха «У каждого свое кино», отец и сын, так и не купив билетов, уходят от касс кинотеатра на стадион. А следующий большой проект режиссера посвящен футбольной легенде Эрику Кантоне.

С классиком британского социального кино я пообщался после каннской премьеры фильма «Ветер, который качает вереск».

– Почему вы, англичанин, уже не первый раз обращаетесь к теме ирландской борьбы за независимость?