«Ecce Bombo»

«Паломбелла росса»

В «Бьянке» герой Моретти слегка сдвигает с лица маску элитарности и обнаруживает качество «эвримена» – среднего, пусть и изрядно чудаковатого человека, не чуждого простым радостям. Заодно выясняется, что у воинствующего анархиста есть свои моральные принципы – увы, чересчур схематичные.

«Месса окончена» (1985) знаменует еще одно усилие Моретти по изъятию своего персонажа из «аквариума», усилие в поисках нормальности и порядка в мире. Главного героя, которого снова играет сам режиссер, зовут уже не Микеле. Он получает новую экспериментальную площадку – церковный приход на окраине Рима. Сталкиваясь здесь с человеческими драмами, выступает в роли наставника, посредника, утешителя, а иногда – участника и судьи.

Отец Джулио, облаченный в сутану, остается все тем же альтер эго режиссера, правда, умудренного более длительным и горьким опытом. Вместе со своими сверстниками он пережил эпоху революционных утопий и стал свидетелем того, как разветвились судьбы его друзей. Одни отсиживают в тюрьме за терроризм, другие предпочли карьеру в официальных институциях, третьи погрязли в эгоизме и мизантропии (запись на автоответчике: «Я дома, но не хочу ни с кем говорить»).

Согласно Моретти, один из бичей нового времени – «сентиментальный терроризм», миф о любовной свободе, культивируемый массмедиа. Отец героя на склоне лет бросает жену, доводя ее до самоубийства, и уходит к девчонке, с которой изъясняется на языке поп-шлягеров. Моретти жаждет хотя бы в воображении воссоединить «идеальные пары» в символическом танце; он выступает как моралист-неоромантик, готовый чуть ли не силой осчастливить род людской.

В фильме «Месса окончена» окончательно сложился изобразительный стиль режиссера и его верного партнера оператора Джузеппе Ланчи – с преобладанием статичных долгих планов, «кадров-клеток», что подчеркивает замкнутую самодостаточность пространства и неловкость, дискомфорт, испытываемые в нем героем. Облаченный в сутану, он готов в любой момент послать подальше подобающий сану этикет и взорваться непредсказуемым движением или словом. Он бесстрашно осаждает хама, рискуя быть утопленным в фонтане; отвешивает оплеуху сестре, намеренной делать аборт, и, не выдержав занудства одного из подопечных, бросается на футбольное поле и яростно бьет по мячу. В финале, отслужив последнюю мессу, отец Джулио объявляет о том, что покидает приход, не чувствуя себя более способным нести мир в души.

Сдержанный пессимизм и пронзительная грусть этой концовки характерны для Моретти. С годами он все более дистанцируется от каннибальских форм левачества, но при этом с ностальгией вспоминает о временах, когда люди верили во что-то кроме кредитной карточки. Теперь ностальгию вызывает все, что возвращает аромат прошлого: снятая с производства марка леденцов, Рождество, пахнущее апельсинами, и появление первой клубники – не искусственной, доступной круглый год, а настоящей, с запахом и вкусом. Ностальгию, не более, вызывают увлечения юности – рок, революция и футбол.

Об исчерпавших себя формах коллективной общности Моретти поведал в 1989 году в фильме «Паломбелла росса». Название, буквально переводимое как «красная голубка», означает по сути «красный гол», или даже не гол, а специальный прием в ватерполо, который позволяет обмануть вратаря и забить мяч в ворота. В этом фильме роль «аквариума» играет столь же реальный, сколь и метафорический бассейн. Микеле-Моретти возвращается в образе функционера Итальянской компартии и члена ватерпольной команды, страдающего от амнезии после автомобильной аварии. Задавшись вопросом, что значит быть коммунистом в наши дни (год спустя Моретти вернулся к нему в документальной ленте «Предмет»), отъявленный нарцисс сидит у кромки бассейна и видит в нем отражение всей Италии, ее социального тела.

Он вспоминает, как ребенком отказывался лезть в воду, предпочитая «другой спорт», но его насильно тянули на глубину. Как он в ужасе кричал: «Слишком много хлорки!» Как товарищи остужали его пыл:

«Паломбелла росса»

«Игра окончена, ты проиграл». Какой бунтовал против канцелярского «деревянного языка» коммунистов, самым поэтичным образом которого были «негативные тенденции». Только человеку, некогда отравленному идеологией и сумевшему вернуть свой организм в естественное состояние, могла привидеться блестящая метафора идеологии-воды – обволакивающей, засасывающей и абсолютно прозрачной в своем бесплотном существе. В качестве контрапункта политико-спортивным играм в фильме использованы кадры из «Доктора Живаго»: тоже привычный для режиссера саркастический ход.

Моретти не пошел одной дорогой со своими кинематографическими ровесниками, чей стиль определяют как неонеореализм. Скорее его можно назвать радикалом-минималистом. В итальянском кино, все больше страдающем от провинциальности, Моретти остается единственным автором в европейском, можно сказать, французском смысле: его экранные высказывания отчетливы и ответственны; они могли бы показаться чересчур рациональными, если бы не оттенок легкого безумия, если бы не настроение, воссоздаваемое в кадре с чуткостью, которая побуждает вспомнить Отара Иоселиани. Так что и в смысле метода Моретти – наследник идеалистического кино 60-х годов, однако давно прошедший этап негативизма и свободно оперирующий багажом прошлого.

Пройдя положенный молодости путь производственных мытарств, Нанни Моретти как черт ладана сторонится студии «Чинечитта» и традиционного клана продюсеров. Он предпочитает работать «для удовольствия» с группой друзей-единомышленников, хотя среди них есть и профессионалы высшей пробы. Он сам хозяин своих фильмов, а заодно и некоторых чужих – из числа близких ему по духу кинематографистов. Он продюсировал и сам сыграл в «Прислужнике» Даниэле Лукетти, превратив прямолинейную политическую сатиру в зрелище двусмысленное и утонченное. Такая же метафизическая двусмысленность окрасила другой фильм – «Второй раз» Мимо Калопрести. Моретти выступил здесь в роли технаря-интеллектуала, которого судьба вновь сводит с террористкой, несколько лет назад покусившейся на его жизнь. Прошли годы – и уже ни фанатики борьбы с режимом, ни без вины виноватые жертвы не в состоянии понять, ради чего когда-то накалялись и кипели страсти. Италия словно проснулась от кошмарного сна и не может найти в нем даже подобия логики. А совсем недавно скандал вызвал фильм Пьетро Паладини «Тихий хаос», где полностью одетый Моретти задействован в сексуальной сцене.

Он опровергает любой навязанный ему образ. Этот рефлексирующий недотепа проявил себя отличным организатором, и ему даже стали прочить пост директора Венецианского фестиваля, а в итоге он возглавил фестиваль Туринский. Как типичный невротик он любит сладости: его наваждениями стали крем «Nutella» и шоколадный торт «Sacher». Последний дал название созданной режиссером кинокомпании и кинотеатру, который Моретти открыл в Трастевере, единственному в Риме, где можно смотреть качественные фильмы на языке оригинала с субтитрами.