Интересно… Михаил вдруг оглянулся — показалось, будто кто-то смотрит на них из кустов. Смотрит нехорошо, пристально… Эвон, глаза блеснули! Нет… показалось…

— Ну, идем, парни…

Не прошли и сотни шагов по Лукиной улице, как позади — как раз у церкви — заржала лошадь. Хм… Впрочем, а, может, человек специально в церковь приехал?

В городе явно пахло паленым. Нет, не в прямом смысле, в переносном. Пока шли, попадались по пути группы возбужденных людей, шатавшихся, такое впечатление, безо всякого видимого дела. Слышались какие-то выкрики, разговоры… Точно мужички-уличане собирались кому-то бить морду… Уж не посаднику ли, за плохое правление? Нет, посадник, Степан Твердиславович, был в городе в большом авторитете. Значит, не посаднику — князю.

Черт!

Михаил совсем забыл, для чего появился у Онциферовичей — для шпионства же! И вот как раз завтра нужно было явиться в одну корчму близ Торговой площади — для отчета. Кто придет — сказано не было, наверное, кто-нибудь из знакомых, поскольку никакого тайного слова — пароля для встречи — Мише дано не было. Сбыслав только сказал — тебя, мол, узнают — вот и все, собственно.

И с какими же вестями Миша явится? Да ни с какими. Так и скажет — время-то, мол, маловато еще прошло, еще до конца не внедрился, своим не стал, и тиун, гад, продыху не дает, еще и ребят для пригляду приставили. Так и заявит. А какое ему дело до местных разборок? Со своими бы делами справиться. Так что так вот…

Немецкий двор Михаилу понравился. Хоть вовнутрь, за ворота, и не заходили, а видно было — аккуратный, чистенький. Подъезжали к воротам возы, проходили — а иногда и подъезжали верхом — немцы в смешных куцых плащах, в кожаных остроносых башмаках, в узких — в обтяг — штанишках.

— М-м-м, знаю, чего мы сюда пришли, — вдруг заканючил Глеб. — Тебе, Бориска, немец один псалтирь ихний дать прочесть обещал, так?

— Ну так, — явно высматривая знакомых, хмуро откликнулся старший братец.

— Вот ведь грех-то!!! Язм вот расскажу батюшке!

— Ну и ябедничай!

— Кто ябеда?! Я?!

Оп!

Миша, конечно, уследить не успел, как младший братец старшему — бац! — в ухо! А тот ему — в нос! Хорошо, силенок еще мало, да и промазал — а то бы кровища! Но и так…

— Эй, эй, цыц!!! Цыц, кому говорю?

Схватив подопечных за шиворот, Михаил живо развел их в стороны и укоризненно помотал головой:

— Это еще что такое? Вы же братья родные, заодно должны быть! А вы что творите? Да еще на глазах у немцев!

— А чего он?

— Стыдно, братцы! Стыдно.

Насупились. Помирились вроде.

А тут Борис и знакомого углядел. Обернулся:

— Я сейчас.

Подошел ближе к высокому немецкому парню — бритому, с длинными белокурыми волосами:

— Гутен таг, Маркус.

— О! — парень расплылся в улыбке. — Гутен таг, герр Борис! Битте…

И рукой на распахнутые ворота показывает, мол, проходите. Борис и вошел, правда, надо отдать ему должное, отсутствовал недолго, почти сразу и вышел с книжкой в руках. Псалтырь или как она там у католиков?

— Немецкий язык учишь? — одобрительно улыбнулся Михаил.

— Не учу — разговариваю. А книжица сия — чтоб читать научиться получше.

— Молодец!

А младший братец ничего не сказал — засопел, обиделся. Миша потрепал его по волосам ласково, наклонился, шепнул:

— Славно ты вчера мечом махал. Куда лучше братца!

Отрок от похвалы такой аж засветился. Заулыбался, весь довольный такой, радостный.

А старший, наоборот, загорюнился. Что такое?!

— Ножик, подарок батюшкин, потерял… Там, на горе Синичьей.

Миша такой памятливости засомневался:

— А, может, тут где-нибудь выронил. Или украли, когда по Торжищу шли. Всяко может быть — народец там ушлый.

— Да нет, там он, в вяз воткнутый… Я ведь помню! Метнул — оглянулся, нет никого. Я вас искать. Так он, нож, там и остался.

— Так уж, поди, нет уже!

— Не, должен быть, место глухое. Батюшкин подарок.

Совсем пригорюнился отрок, насупился, голову опустил — вот-вот заплачет.

Миша младшему подмигнул:

— Ну что, прогуляемся еще разок по Лукиной? Братца твоего выручим.

— Выручим, ништо, — серьезно отозвался Глеб. — Уж так и быть. В церкву заодно на вечерню сходим.

Михаил засмеялся:

— Ну, уж вечерни-то дожидаться не будем, домой пойдем. Долго вы еще тут, на усадьбе-то, будете?

— Батюшка сказал — до осени. Потом по вотчинам дальним поедем.

Так, за разговорами, и не заметили, как дошли до Синичьей горы. Синиц там, правда, Михаил не увидел, ни тогда, ни сейчас — может, они тут зимой тусуются? Наверное, зимой — не зря ж гору так прозвали. Гору… Какая ж это гора, так, пригорок просто, лесом густым поросший. И церковь. Красивая, глаз не оторвать. Жители Лукиной улицы для себя выстроили, не скупились — так всезнайка Борис пояснил. И тут же:

— Ну, вы пока помолитеся, а язм — враз обернусь. Чего вам по кустам да репейникам шататься?

— А не найдешь ежели?

— Тогда так приду.

Убежал боярич, только его и видели. А Миша с Глебом церковь кругом обошли, внутрь заглянули, свечки поставили — хорошо, сумка с собой была прихвачена с «белками». Сотворив молитву, едва вышли — тут и Борис. Радостный — ножик в руках вертит, показывает:

— Ну, что я говорил?! Нашелся!

— Слава те, Господи.

Миша приметил вдруг — совсем неискренне говорил отрок, глаза прятал… И радовался как-то чересчур уж громко. Ну, подумаешь — ножик. Понятно, что батюшкин подарок, но все-таки… не бог весть что.

И вообще, странно он сегодня себя вел, Борис… Немец этот… Ножик… Два раза в одно место смотались… Глеб говорит — вяз там дуплистый? Хм… А ну-ка…

Михаил вдруг схватился за живот, скрючился…

— Пойду до кустов. Вы там, на дороге, ждите.

— Пождем, чего уж.

Молодой человек тут же ломанулся в кусты. Смородина, малина, репейник. Вот липы… или — тополя? А, черт их… А вот это, наверное, вяз… Толстый, дуплистый. Подойдя ближе, Михаил сунул руку в дупло… И нащупал сверток. Небольшой такой, в ладонь спрятать.

Оглянулся… Прислушался… Вытащил…

Развернул осторожненько. Глянул — кольцо, точнее сказать — перстень. Красивая серебряная печатка с непонятным рисунком и буквицами наоборот — «Ал-др кн-зь». Александр князь — так выходило. Хм… интересно… Что за игры тут затеваются?

И зачем? А зачем он, Миша, вообще к этому вязу сунулся? Ну, были у отрока какие-то свои — недетские — дела? И что с того? Какое кому дело? Зачем, спрашивается, полюбопытничал? Просто потому, чтобы не чувствовать себя полным лохом? Может быть, может… Ну, Бориска… не ожидал! Впрочем, а ну их всех…