Так же незаметно, как и вошла, я покинула пропитанный атмосферой толерантности дом. Теперь путь мой лежал по адресу бабушки Сергея Антошина. Добралась я туда довольно быстро. Старенький дом, половина квартир в котором были коммунальными, почти весь мирно спал. Только кое-где горел свет в окнах. К своей радости, я увидела во дворе припаркованные белые «Жигули» седьмой модели.

Я подняла голову ко второму этажу, пытаясь вычислить нужную мне квартиру. Потом подошла к старой деревянной двери, оснащенной, к моему изумлению, домофоном. Разумеется, звонить я не стала, просто открыла ее универсальным ключом и пробралась внутрь. В подъезде было темно, пахло кошками и чем-то затхлым, к тому же старые дощатые полы скрипели от малейшего движения.

Щелкнув зажигалкой, я добралась до лестницы и стала подниматься. Покосившиеся ступеньки, кое-где превратившиеся в труху, грозили рухнуть от каждого моего шага. Стараясь не думать о том, как жильцы ежедневно преодолевают это препятствие, я довольно благополучно взобралась на второй этаж и направилась по узкому длинному коридору, по бокам которого на весьма небольшом расстоянии друг от друга боли натыканы входные двери, обитые дерматином. Бабушка Сережи Антошина проживала явно не в элитных условиях. Я подумала, насколько существенно отличается этот дом от просторной, новой и отделанной в евростиле квартиры Темниковых, не уставая удивляться, что заставляет юную девушку предпочитать сие убожество тому комфорту, который ждет ее дома.

Наконец я добрела до двери с номером четырнадцать и приставила к ней ухо. За дверью была тишина. Достав небольшое акустическое приспособление для усиления слышимости, я приложила его к двери. Никаких дополнительных шумов я не услышала.

Сунув в замок, который можно было открыть любым гвоздем, отмычку, я тихонько повернула его и бесшумно скользнула внутрь. Поначалу мне показалось, что я приехала сюда напрасно и квартира пуста. Однако глаза, тренированные, чтобы видеть в темноте, заметили в углу комнаты диван, а на нем возвышающиеся бугорки. Подойдя ближе, я поняла, что это два тела, и тут же посветила фонариком. Луч его выдернул из темноты лицо Антошина с сомкнутыми глазами. Я посветила вниз. На полу валялись использованные шприцы и какие-то бумажки. Я посветила дальше. За Сергеем лежало еще одно тело, виднелось худенькое обнаженное плечо.

Я быстро подошла к выключателю и нажала его. Оба тела не пошевелились. Я вернулась к дивану и склонилась над Антошиным. Слабое дыхание свидетельствовало о том, что он жив. Что касается Кристины – а это была именно она, – то, когда я перевернула ее, на меня посмотрели абсолютно пустые, стеклянные глаза…

Я взяла безжизненно повисшую руку девушки. Пульса не ощущалось, зато чуть выше сгиба локтя я увидела следы от инъекций…

«Да, девочка, получила ты что хотела!» – подумала я с горькой досадой. Наверняка глупышка перестаралась с непривычки и получила передоз. Обычная участь наркоманов… И постигла она Кристину, когда она еще не успела до конца стать зависимой.

Увидев торчавший из кармана брюк Сергея сотовый телефон, я потянулась к нему и, достав, набрала 03, тоненьким голоском сказав в трубку:

– Рабочая, двадцать пять, квартира четырнадцать. Передозировка наркотиков. Говорит соседка…

После этого я быстро отключила связь, положила трубку на пол и быстренько пошла к выходу. Поиски мифической соседки меня мало волновали.

На всякий случай я покинула дом через черный ход, который находился в противоположном конце коридора и вел на улицу, а не во двор. Оттуда я вывернула в другой двор, затем снова вышла на улицу и зашагала по ней, уже совершенно не рискуя быть кем-то остановленной…

Теперь мне предстояло ехать к Темниковой и сообщать ей крайне неприятную новость… Дочь ее я нашла, вот только совершенно не в том виде, как надеялись ее мать и отец.

В квартире Елены Константиновны горело одно окно. Позвонив в домофон, я практически сразу услышала ее голос. Переступив порог квартиры, сразу же сказала:

– Плохие новости…

Темникова и Бабурин были вдвоем. Стараясь говорить ровно, я пересказала все, что сделала за последние несколько часов.

– Господи! Почему вы уехали? Может быть, она жива? – вскричала Темникова, едва я упомянула о том, в каком виде нашла Кристину на Рабочей, двадцать пять.

– Нет, – вздохнула я. – Поверьте мне, Елена Константиновна, она мертва. Но если вы мне не верите – я вызвала «Скорую». Если есть шансы, ее поместят в реанимацию. Но к моему приезду она уже была мертва. Увы, я ничего не смогла сделать.

– Алексей! – простонала Темникова. – Сделай же что-нибудь! Позвони, узнай!

Бабурин, спавший с лица, достал телефон и вышел из комнаты, видимо, принявшись обзванивать больницы и станции «Скорой помощи». Вернулся он через несколько минут и хмуро бросил Елене:

– Поехали!

Глядя на него обезумевшими, но не лишенными надежды глазами, Елена, не задавая никаких вопросов, быстро пошла обуваться. Я тоже не стала ничего спрашивать – в конце концов, свое дело я сделала. Из квартиры мы вышли вместе. Темникова с Бабуриным сели в «БМВ», и Алексей Федорович сказал, обращаясь ко мне:

– Я позвоню. Утром все соберемся на совет.

Я лишь кивнула и, чуть подумав, решила отправиться к себе домой, раз уж мой клиент находился в апартаментах бизнес-отеля «Богемия».

Наутро, созвонившись с Ильичевым, я сказала, что сейчас подъеду за ним в отель. Когда я подкатила, он уже ждал у входа.

– Как спалось? – вместо приветствия спросила я.

– Спасибо, все замечательно, – ответил Ильичев.

– К сожалению, о себе не могу такого сказать. – И, видя вопросительный взгляд Ильичева, добавила: – Садитесь, по дороге расскажу.

Я поймала взгляд Ильичева, опасливо брошенный на собственный автомобиль.

– Не волнуйтесь, машина снабжена системой безопасности на случай взрыва, – успокоила я его. – Разве я вам не говорила?

– Нет, – удивленно сказал тот.

– Значит, забыла, – пожала я плечами. – Так что одной головной болью меньше.

И я вкратце поведала о том, что произошло сегодняшней ночью. Как ни странно, Ильичев не показался мне удивленным.

– А я предупреждал Елену, что ей нужно обратить на дочь пристальное внимание, – сказал он. – Мягко, но предупреждал. Вот вам, пожалуйста! Наркотики еще никого до добра не доводили!

Он прочитал мне длинную проповедь на тему распущенности и порочности современной молодежи и методах борьбы с этими явлениями. Во многом я была с ним согласна, но сейчас момент, выбранный для обсуждения подобных тем, казался неподходящим, поэтому я лишь спросила:

– Куропаткину будем звонить?

– Зачем? – удивленно посмотрел на меня Ильичев. – Если Бабурину нужно, пусть сам и звонит. Я вообще не уверен, что нам стоит сейчас туда ехать. Пусть разбираются сами!