лошадях сказал бы, что они представляют собой помесь малорослого, поджарого и быстроногого мустанга, или дикой техасской лошади, с ширококостными, рослыми лошадьми северных штатов — помесь, которая не имеет ничего подобного себе во всем свете и дает чудную охотничью и кавалерийскую лошадь. Эти стройные и неутомимые лошади могут в течение целой недели делать по полутораста километров в день, не требуя за собой никакого ухода и вечно оставаясь на подножном корме.

Всадники на первый взгляд казались охотниками. У всех у них были длинные бороды, все были одеты в костюмы, сшитые из кож различных животных, причем преобладали буйволовые кожи, и все были вооружены с головы до ног. У всех было заткнуто за поясом по револьверу, а у некоторых даже и по два; затем почти у всех были в руках заряжающиеся с казенной части карабины Шарпа, потому что в это время заряжающиеся с дула ружья уже начали выходить из употребления.

Отряд состоял из восьмидесяти человек, и когда раздались звуки сигнального рожка (последнее обстоятельство служило доказательством правильной организации, а не случайно собравшегося общества охотников), все бросились седлать лошадей и готовиться к выступлению в поход.

Начальник этого кавалерийского отряда не обращал на себя внимания абсолютно ничем. Это был небольшого роста скромный пожилой человек с рыжеватыми, сильно поседевшими волосами, и только в его серых глазах, когда он устремлял их на кого-нибудь из подчиненных, сверкала непреклонная воля, заставлявшая повиноваться даже самых строптивых.

По одежде — хотя костюм его был самый скромный — он больше всех был похож на жителя цивилизованных стран. На нем была надета широкополая серая шляпа, серая охотничья куртка и высокие, из желтой кожи, сапоги с голенищами выше колен, какие носят фермеры и охотники южных штатов Северной Америки.

Единственным знаком его достоинства могло служить разве только его оружие: два чудных револьвера с серебряной насечкой, ручки которых выглядывали из кобур, и магазинная винтовка Кольта, висевшая на перевязи через плечо.

Все его приказания, которые он отдавал, не торопясь, спокойным голосом и таким тоном, точно беседовал с друзьями, беспрекословно исполнялись подчиненными, которые большею частью называли его полковником и только изредка заменяли этот титул словами «шериф» или «мистер Гейс».

Начальник отряда и в самом деле был не кто иной, как знаменитый Джек Гейс, неумолимый враг индейцев и мародеров всех видов и всех национальностей, которых еще так много бродит по необъятным прериям и лесам Техаса. Особенно боялись его конокрады. Их одно его имя приводило в ужас и заставляло обращаться в бегство. Он был основателем и главою общества регуляторов, которые вели неустанную борьбу с кровожадными индейцами и всякого вида преступниками, грабившими и убивавшими мирное население Техаса, куда стремились в надежде на легкую добычу воры и убийцы чуть не со всего света.

Итак, полковник Гейс был шерифом Техаса и, в силу занимаемого им служебного и общественного положения, имел право казнить всех попадавшихся ему в руки грабителей и убийц. При этом он всегда соблюдал требуемые законом формальности: злодей должен был сначала выслушать приговор присяжных, избиравшихся из числа наиболее уважаемых регуляторов, а потом уже, если они признавали его виновным, шериф приводил приговор этот тут же на месте в исполнение.

Мрачная история, которую одинаково хорошо знали как регуляторы, так равно и его враги, то есть преследуемые им злодеи, немало способствовала увеличению того престижа, которым шериф пользовался и у тех и у других.

В этой истории, правдивой от начала до конца, повествовалось об ужасной кровавой драме, разыгравшейся в доме Гейса.

Двадцать лет назад — так начинается рассказ — ночью в столовой одного техасского ранчеро сидела, занимаясь работой, женщина лет тридцати пяти. В этой же комнате, кроме нее, были еще девушка лет шестнадцати-семнадцати, которая тоже работала, и пожилая женщина, которая читала книгу.

Это были жена, дочь и мать Гейса. Шериф выехал из дому рано утром, и близких очень тревожило его долгое отсутствие.

— Меня это начинает сильно беспокоить, — сказала, поднимая голову, старушка, которая делала вид, что читает, а на самом деле только держала в руках книгу и давно уже не перевертывала страниц. — Вильям никогда не возвращался так поздно. Я боюсь, не случилось ли с ним чего.

В эту самую минуту звук ружейного выстрела нарушил тишину ночи. Затем сначала послышался крик, а за ним галоп лошади, скакавшей от берега реки к дому.

— Господи! Что значит этот выстрел и этот ужасный вопль? — вскричала миссис Гейс, бросаясь в наружной двери и распахивая ее настежь.

В эту самую минуту к крыльцу подскакала, тяжело дыша от усталости, лошадь. С нее спрыгнул всадник, взбежал на крыльцо, втолкнул бросившихся было к нему навстречу женщин обратно в комнату, а затем обернулся к лошади и что было силы ударил ее хлыстом; лошадь сделала скачок и в одно мгновение скрылась во мраке ночи.

В то время как Вильям Гейс (это был сам ранчеро), стоя на крыльце, осматривал берег реки, в той стороне сверкнула молния, грянул выстрел и ружейная пуля впилась в притолоку двери, которая оставалась открытой.

Ранчеро прыгнул в комнату, захлопнул дверь и задвинул ее двумя железными засовами. Затем он бросился к жене, сжал ее в объятиях, поцеловал в лоб дочь Мэри и обнял старуху мать, которая, точно окаменевшая, стояла среди комнаты.

— Не бойтесь, — сказал он им, стараясь улыбнуться, — не бойтесь ничего, повторяю вам! Помогите лучше мне отразить нападение. Мэри, неси сюда оружие и заряды и клади все это на стол. Тут дорога каждая минута. За мной по следам гонятся команчи. Они сожгли ранчо Коттуса и перебили всех живших в нем. Милочка Мэри, ты храбрая девочка, бери свой маленький карабин и следи сквозь бойницу за берегом реки. Помни, дитя мое, что теперь ты будешь защищать мать и бабушку!

— Хорошо, отец, я буду сражаться храбро, ты увидишь.

— Это я знаю, моя дорогая. Теперь как раз всходит луна, и это будет для нас хорошей помощью в борьбе с проклятыми краснокожими. Видите, как быстро светлеет. Потушите камин и лампу, нам ни то ни другое пока не нужно. Не бойтесь,