Цю-вэнь высунула язык, а потом воскликнула:

– Какое счастье, что барышня Пин-эр здесь и предостерегла меня, не то я бы попала носом в золу![171] Пойду-ка я, пока не поздно, предупрежу остальных.

С этими словами она встала и удалилась. Вслед за тем принесли обед для Бао-чай. Пин-эр взяла короб с блюдами у служанки и направилась в зал, чтобы прислуживать за столом.

Наложница Чжао уже ушла. В зале за столом сидели друг против друга только Бао-чай – лицом к югу, Тань-чунь – лицом к западу и Ли Вань – лицом к востоку.

Женщины-служанки стояли на террасе в ожидании, пока их позовут. Никто, за исключением самых близких и доверенных служанок, не осмеливался самовольно входить в зал.

Между тем служанки рассуждали между собой:

– Не надо наживать себе неприятностей, незачем давать повод для того, чтобы нас считали бессовестными. Если уж тетушка У попала в неудобное положение, что мы можем поделать?

Потихоньку переговариваясь между собой, они ожидали окончания обеда, чтобы доложить о своих делах. А из зала в это время доносилось лишь легкое покашливание, но не слышно было ни звона чашек, ни стука палочек.

Через некоторое время одна из девочек отодвинула дверную занавеску, а две другие служанки вынесли стол. Тотчас же три служанки принесли из чайной полоскательницы.

Затем туда вошли другие служанки, которые убрали тазы для мытья рук и унесли оттуда полоскательницы. Вслед за тем Ши-шу, Су-юнь и Пин-эр принесли три чашки чаю.

Наконец на пороге появилась Ши-шу и приказала девочкам-служанкам:

– Ждите здесь и будьте внимательны, мы поедим, а потом заменим вас. Только не вздумайте садиться!

Лишь теперь в зал вошли женщины и стали по очереди докладывать о делах. Они были внимательны и осторожны, не осмеливаясь вести себя легкомысленно, как прежде.

Гнев Тань-чунь постепенно прошел, и она обратилась к Пин-эр со словами:

– У меня есть одно важное дело, и я давно хотела посоветоваться с твоей госпожой, но только сейчас о нем вспомнила. Кстати, и барышня Бао-чай здесь. Пойди пообедай и поскорее возвращайся, мы вчетвером обсудим это дело, а затем спросим у твоей госпожи, стоит ли его затевать.

Пин-эр ушла. Едва она переступила порог своего дома, как Фын-цзе спросила ее:

– Где ты так долго была?

Пин-эр подробно рассказала ей о том, что произошло в малом расписном зале.

– Прекрасно! – воскликнула Фын-цзе. – Вот так третья барышня! Я в ней не ошиблась. Жаль только, что у нее такая несчастная судьба и родилась она от наложницы, а не от законной жены!

– Глупости, – с улыбкой возразила Пин-эр. – Неужели кто-либо осмелится презирать ее за то, что она не родная дочь госпожи, и относиться к ней не так, как к другим?

– Что ты понимаешь?! – вздохнула Фын-цзе. – Пусть все законные и побочные дети одинаковы, но положение дочки куда хуже, чем положение сына. Ныне люди стали привередливыми, и когда наступит время Тань-чунь выходить замуж, они первым долгом захотят узнать, законная ли она дочь. Многие не очень жалуют и не хотят брать в жены побочных дочерей. Они и понятия не имеют о том, что побочная дочь, если она обладает хорошим характером, может оказаться во сто раз лучше законной. Не знаю только, попадется ли какой-нибудь несчастный, который начнет докапываться, побочная она или законная дочь, или подвернется счастливчик, который возьмет ее в жены, не интересуясь этим.

Она засмеялась и сказала:

– Ты знаешь, что за последние несколько лет я придумала множество способов сократить расходы нашей семьи, и, вероятно, за это все за глаза ругают меня и ненавидят. Я, как говорится, сижу верхом на тигре, а сойти с него не могу, так как он меня сожрет. Расходов у нас много, а доходов мало, но во всем мы продолжаем действовать по правилам, установленным нашими предками, забывая, что источники доходов у нас теперь не те, что прежде. Если начать экономить сразу во всем, над нами станут насмехаться, будто мы скупы, а это причинит неприятность старой госпоже и госпоже, да и прислуга будет роптать. Нужно заранее составить план экономии, иначе через несколько лет мы совершенно разоримся.

– А разве не об этом идет речь? – подтвердила Пин-эр. – Ведь в семье есть еще четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…

– На это, по моим подсчетам, денег хватит, – улыбнулась Фын-цзе. – Когда Бао-юй и сестрица Дай-юй поженятся, на их свадьбу можно будет не расходовать денег из общей казны – старая госпожа устроит все на свои сбережения. Свадьбу второй барышни Ин-чунь устроит на свой счет старший господин Цзя Шэ – так что и она не в счет. Таким образом, остается лишь третья барышня Тань-чунь и четвертая барышня Си-чунь, на каждую из которых придется израсходовать тысяч по семь-восемь лян серебра. Чтобы женить Цзя Хуаня, потребуется меньше денег – всего три тысячи лян, и если у нас немного не хватит, можно будет сэкономить за счет чего-нибудь другого. Что же касается старой госпожи, то у нее полностью имеется все необходимое, и тратить для нее приходится лишь по мелочам. На нее еще придется израсходовать самое большее три-пять тысяч лян. Если понемногу экономить, и на это денег хватит. Я только опасаюсь, как бы вдруг не случилось одно, а то и два каких-нибудь непредвиденных крупных события – тогда конец! Но не будем заглядывать в будущее… Лучше пойди пообедай да послушай, о чем они с тобой хотят посоветоваться. Как будто появился наконец полезный человек, а я все время печалилась, что никто меня не поддерживает! Правда, есть Бао-юй, но пользы от него мало. А госпожа Ли Вань – богомолка, от нее тоже проку нет. Не лучше их и вторая барышня Ин-чунь. Что же касается четвертой барышни Си-чунь, то она еще слишком мала и к тому же не из нашей семьи, а из дворца Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить нечего: они напоминают замерзших котят, которые только и ждут, чтобы их пустили погреться на теплый кан. Меня даже зло берет – какие жалкие эти создания, вышедшие из чрева матери! Куда уж с ними считаться! О сестрице Линь Дай-юй и сестре Бао-чай ничего плохого сказать нельзя, но они нам только родственницы, и наши дела их не касаются. Первая напоминает мне фонарик, который может погаснуть при малейшем дуновении ветерка, а вторая старается придерживаться заповеди: «Меня не касается – не открываю рта; спросят раз – трижды качаю головой и