Как ни странно, но теперь, когда я покинул этот город, то вспоминаю лишь один звук, который память сохранила об этом рае на холмах. Это призывы муэдзинов с арабских минаретов, которые окружают еврейский квартал со всех сторон, и когда я слышу их эхо, то не могу не вспомнить, как легко арабы и евреи уживались в этом городе, и с горечью удивляюсь настойчивым утверждениям португальцев, что они не могут жить рядом с евреями, и уродству немецких городов, и особенно той ненависти, с которой испанцы в Амстердаме относятся к евреям. Один человек как-то сказал мне: «Евреи и арабы мирно сосуществуют в Цфате лишь потому, что турки с равной суровостью относятся и к тем и к другим. Будь у власти арабы, они бы унижали евреев, а если бы правили евреи, они бы нетерпимо относились к арабам». Я думаю, что раввины Амстердама все объяснят мне.

Потому, что наши евреи в Европе вынуждены вести жизнь, далекую от нормальной, я не имею права забывать тот рай Цфата. Но если бы мы должны были полагаться лишь на чистоту и непорочность этого города, чтобы заманить Машиаха на землю, нам пришлось бы долго ждать его. Мужчины Цфата любят женщин и любят вино. Его привозят в больших бочках из Дамаска, а чтобы общаться с женщинами, они изобрели устраивающий всех способ. Вдоль линии, разделяющей две общины, арабы построили дом, в котором еврейские мужчины платят, чтобы нанести визит женщинам, приезжающим из Дамаска, а сами евреи возвели дом, в котором арабы встречаются с еврейскими девушками из Акки и Назарета. Я и сам как-то вечером посетил этот арабский дом, за что остался благодарен городу. Сами раввины были здоровые крепкие мужчины, и мне по секрету рассказали, что у доктора Абулафиа, которого постоянно терзает дома его сварливая жена, есть любовница, которая живет рядом с иешивой, где преподает Иосиф Каро, и я никогда не смогу забыть, с каким удовольствием ребе Заки рассказывал историю о великом ребе Акибе, который, стремясь к знаниям, последовал за своим учителем даже в уборную, «и из того, что он там увидел, ребе Акиба вынес три хорошие привычки, которыми потом всегда пользовался». Когда я спросил, что же все-таки Акиба усвоил, подглядывая в туалет, ребе Заки грубовато ответил, что не помешало бы и нам в Амстердаме усвоить их. Многие песни, что мы исполняли в синагогах, воспевали страстную любовь, а женщины Цфата обожали красивые ткани и носили их. Драгоценности мы покупали у арабов, и мужчина, который не мог украсить ими свою жену, не пользовался уважением. Когда я покидал город, мне вручили четыре подарка, и они были красивее и дешевле, чем те, что я мог купить в Амстердаме».

Дон Мигуэль из Амстердама завершает свои заметки о Цфате строками, которые часто цитировались в последующие столетия, поскольку в них шла речь об идеале, к которому должны стремиться евреи:

«По пути в Пекуин я перевалил через холмы и устроился на отдых в пещере, где Симеон бен Иохаи, скрываясь от римских солдат, писал Зохар, и, думаю, теперь я понимаю Цфат. Если в будущем кто-то скажет вам, что мы, евреи, обречены скитаться бездомными бродягами, не имея своей земли, или что мы не можем управлять собой или мирно жить бок о бок с другими людьми, пошлите этих лжецов в Цфат, где они увидят мирно живущих по соседству арабов и евреев. Вы увидите, как доктор Абулафиа спокойно соседствует с ребе Элиезером бар Цадоком ха-Ашкеназ, и вы увидите, как город на склонах гор счастливо живет по законам Моисея и богатеет, подчиняясь им. И чаще всего вам будет попадаться на глаза невысокий толстенький раввин из Италии, который, отдуваясь, разгуливает по крутым улочкам, даря любовь всем встречным. В Иерусалиме мне говорили: «Столицу иудаизма ты найдешь в Цфате». Я ее там не нашел, потому что столицей для меня всегда будет Иерусалим, но я нашел ребе Заки – вот он-то и есть сердце иудаизма».

Лишь в одном смысле дон Мигуэль впал в серьезное заблуждение по поводу Цфата: хотя годы, о которых он рассказывал, считались золотым веком Цфата, город так и не смог найти тайну постоянной гармонии бытия, потому что в начале 1551 года между теми самыми раввинами, совершенства которых дон Мигуэль восхвалял, разразился серьезный спор. Вскоре в него оказалась втянутой вся еврейская община, и со временем она неминуемо была бы разрушена, если бы не благоразумные шаги, которые и залечили этот разрыв. Все началось с того, что еврейская женщина из Дамаска решила развестись с мужчиной, который краткое время жил в Цфате и относительно предков которого не было ясности. Ребе Абулафиа, которого продолжал мучить его давний грех и который был несчастен в браке с Сарой – с годами она все больше напоминала свою мать, – испытывал склонность помогать тем, кто страдал от домашних неурядиц. Поэтому, хотя юридический статус истицы оставался невыясненным, он все же дал разрешение на развод. Ребе Элиезер, который не имел отношения К этому делу, неодобрительно заметил, что доктор Абулафиа в четвертый раз нарушает строгие предписания Моисеева закона, и он, Элиезер, считает, что духовная основа иудаизма подвергается опасности. Посему он уединился в библиотеке, которую своими подношениями организовали для него евреи Константинополя, и написал суровое письмо, полное юридических ссылок и четких немецких определений, к которым он прибегал, кодифицируя закон. И самый главный абзац гласил:

«Неужели ребе Абулафиа считает, что он может беспрепятственно осуществить такой ложный развод? Неужели он считает, что и в будущем все будет точно так же? В таком случае мы не видим, каким образом раввины Цфата в дальнейшем могут доверять его решениям в этой и в других областях. Конечно же человеку, который не в состоянии понять столь простой закон о разводах, вряд ли можно доверить разрешение более серьезных проблем. Своим самонадеянным и непродуманным решением ребе Абулафиа заставил многих задуматься: «Знает ли он закон? Уважает ли он его? Будет ли он в будущем соблюдать его?»

Эта ситуация вышла далеко за пределы Цфата. Мы, кому Господь позволил наблюдать печальное состояние иудаизма в мире, понимаем, что евреям угрожает опасность и спастись они могут, только если будут жить в строгом следовании закону. Любой раввин, кто, подобно доктору Абулафиа, пренебрегает законом, помогает разрушать иудаизм. Распространение этого неприятного, но необходимого письма не ставит целью осудить лишь его неправильное решение по дамасскому делу. Эту ошибку можно простить. Но мы убеждены, что величие закона должно быть направлено на спасение иудаизма. И мы говорим доктору Абулафиа: «Если ваше спорное решение по этому делу станет прецедентом, то таким образом будет разрушена основа еврейской семейной жизни». Мы знаем, что он не ставил перед собой такую цель, и поэтому, снисходительно относясь к нему, мы должны сделать вывод, что доктор Абулафиа просто не знает закона. Конечно, он не хотел, что евреи Цфата оказались в том двусмысленном и туманном положении, когда каждый сам себе судья, когда каждый свободен писать те законы, которые устраивают лишь его и где меркнет ясный чистый свет Торы и Талмуда».

Письмо это, которое разошлось по улицам и синагогам, вызвало бурю комментариев. Такого рода документ заставлял людей принимать ту или иную сторону, в чем они и преуспевали. Ученики ребе Абулафиа, полные возмущения, начали составлять ответ. Тот должен был доказать ребе Элиезеру, что он полный идиот, но доктор не позволил своим сторонникам опускаться до личных оскорблений и остановил их. Он лучше, чем они, понимал смысл вызова, брошенного ему Элиезером, и хотел, чтобы люди обращали внимание лишь на суть дела. Так что в те недели, что последовали после появления письма Элиезера, Абулафиа продолжал спокойно работать. Каждое утро он встречался со своими учениками, молился чаще, чем обычно, и проводил вечера, обсуждая юридические прецеденты с учеными друзьями. Наконец, когда страсти у его сторонников поутихли, он вручил им письмо для распространения в синагогах. Это был документ, написанный серьезным человеком, обладающим государственным мышлением. В нем не было желчности, но в изобилии встречались юридические ссылки. В поддержку своего решения о дамасском разводе Абулафиа раскопал случаи в шести различных странах. Он привел эти прецеденты в доказательство справедливости всех процедур, которые ребе Элиезер подвергал сомнению. Он показал, что та практика законов о разводе, которые ныне в ходу среди еврейства Испании, Португалии, Германии, Франции, Египта и Турции, полностью соответствует его решению, так что все обвинения в спорности или невежестве не имеют под собой основания.