Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно я имею дело со старушками — кроткими и беспомощными, которые благодаря железному здоровью унаследовали немалые богатства. Я листаю их ценные бумаги и рассказываю о наилучших способах распорядиться портфелем — он же «золотая жила», он же «сундук». Я умею не моргнув глазом рассуждать о десятках тысяч долларов и беззвучно разглядывать список бумаг общей стоимостью в сто тысяч, изредка протягивая задумчивое: «Мммм-хммм, так-так».
Поскольку собственного портфеля у меня нет, со стороны может показаться, будто я похож на голодного разносчика из кондитерской лавки. Но я не чувствовал себя таким разносчиком, покуда некий Герберт Фостер не попросил меня заняться его финансами.
* * *
Однажды вечером мне позвонили: мужчина представился Гербертом Фостером, сказал, что звонит по рекомендации знакомого, и попросил приехать. Я помылся, побрился, натер туфли, надел деловой костюм и торжественно прибыл к означенному дому на такси. Люди моего ремесла — впрочем, как и многие люди вообще — имеют неприятную привычку судить о благосостоянии человека по его дому, машине и костюму. По моим прикидкам, Герберт Фостер получал шесть тысяч в год, не больше. Поймите, я ничего не имею против людей несостоятельных — кроме того что денег на них не заработаешь. Я мысленно посетовал, что зря трачу время: очевидно, что акций у Фостера на несколько сот долларов, не больше. В лучшем случае на тысячу — но и тогда я не получу с него больше доллара-двух.
Тем не менее я уже прибыл на место: передо мной стоял хлипкий послевоенный домик с надстроенным чердаком. Фостеры наверняка воспользовались предложением местного мебельного магазина и купили комплект мебели для трех комнат за 199,99 доллара (включая пепельницу, ящик для сигар и картины). Черт, ну и влип я! Но раз уж приехал, почему бы не взглянуть на жалкие бумажонки этого Герберта…
— Какой у вас милый домик, мистер Фостер, — сказал я. — А эта красавица — ваша супруга?
Тощая и сварливая на вид дама одарила меня равнодушной улыбкой. На ней был выцветший халат с изображением лисьей охоты. Расцветка халата так вопиюще не сочеталась с обивкой кресла, что на фоне этого пестрого безобразия я с трудом различил черты ее лица.
— Рад знакомству, миссис Фостер, — сказал я.
Вокруг нее лежали вороха дырявых носков и белья на починку. Герберт сказал, что ее зовут Альма, и, судя по всему, так оно и было.
— А вот и молодой наследник! — воскликнул я. — Умница и красавчик. Наверняка души не чает в папе, а?
Двухлетнее чадо вытерло липкие руки о мои штаны, хлюпнуло носом и потопало к пианино. Там оно уселось напротив верхнего регистра и стало барабанить по самой высокой ноте — минуту, две, три…
— Музыкальный ребенок… весь в отца! — сказала Альма.
— Вы тоже играете, мистер Фостер?
— Классику, — ответил Герберт.
Тут я смог хорошенько его рассмотреть. Он был легкого телосложения, с круглым веснушчатым лицом и крупными зубами — такие часто бывают у позеров и умников. Мне не верилось, что он мог по собственной воле жениться на такой дурнушке, да и впечатления любящего семьянина он не производил. Мне даже померещилось тихое отчаяние в его взгляде.
— Тебе разве не пора на собрание, дорогая? — спросил Герберт жену.
— Нет, его отменили в последний момент.
— Я пришел насчет вашего портфеля… — начал я.
Герберт изумленно на меня посмотрел.
— Простите?
— Ну, портфель… ценных бумаг.
— Ах да. Об этом лучше поговорим в спальне. Там тише.
Альма отложила штопку.
— Что еще за ценные бумаги?
— Государственные облигации, дорогая.
— Надеюсь, ты не надумал их обналичить?
— Нет, Альма, просто хочу уяснить некоторые моменты.
— Понимаю, — осторожно проговорил я. — Э-э… а о какой сумме идет речь — приблизительно?
— Триста пятьдесят долларов! — гордо ответила Альма.
— Что ж, в таком случае я не вижу необходимости обсуждать это в спальне. Мой вам совет — и я даю его бесплатно — сидеть на яйцах, покуда цыплята не вылупятся. Можно телефон? Я хочу вызвать такси…
— Прошу вас, — сказал Герберт, вставая на порог спальни, — мне нужно задать вам несколько вопросов.
— О чем? — спросила Альма.
— Да так… о долгосрочном планировании, — туманно ответил Герберт.
— Нам бы и краткосрочное не помешало: посчитай лучше, сколько денег мы потратим на продукты в следующем месяце!
— Прошу вас, — вновь обратился ко мне Герберт.
Я пожал плечами и прошел за ним в спальню. Он закрыл за нами дверь. Я присел на край кровати и стал смотреть, как он открывает небольшую дверцу в стене, за которой обнаружились голые трубы. Он просунул руку меж труб, крякнул и вытащил конверт.
— Ого, — равнодушно произнес я, — так вот вы где храните ценные бумаги? Очень умно. Можете не утруждаться, мистер Фостер, я имею представление о том, как выглядят государственные облигации.
— Альма! — позвал он.
— Что, Герберт?
— Ты не сваришь нам кофе?
— Я вечером кофе не пью, — вставил я.
— У нас еще с ужина остался! — крикнула в ответ Альма.
— Если я хоть глоток сделаю — потом всю ночь буду ворочаться.
— Свежий, пожалуйста! Мы хотим свежий! — крикнул Герберт.
Скрипнуло кресло, и шаги Альмы постепенно стихли в коридоре.
— Вот, — сказал Герберт, положив конверт мне на колени. — Я в этом деле ни черта не смыслю, потому и решил обратиться за помощью к профессионалу.
«Ладно, все же придется дать этому бедолаге профессиональный совет», — подумал я.
— Это самый консервативный способ распорядиться денежными средствами. Государственные облигации растут медленнее других бумаг, зато надежность высокая — надежней не бывает. Словом, не обналичивайте их, держите до последнего. — Я встал. — А теперь позвольте я вызову такси…
— Вы на них даже не взглянули.
Я вздохнул и развязал красную веревочку, которой был