Рамина с испугом посмотрела на Руднэя и замолчала. – Тут всё можно. Тут же «Ночная Лиана». И потом, я же не осталась на ночной сеанс с теми, кому это можно и сегодня. А тот элемент, как ты сказал «праздношатающийся», глава одного из Департаментов. Не скажу какого. Забыла какого. Бывший аристократ, а работает как вол на ваш режим заодно с бывшим мясником и кровавым сектантом Сэтом!

– Замолчи, Рамина, – совсем тихо произнёс Руднэй. И она замолчала.

– Где же возьмёшь других людей? Откуда? – спросил Сирт. – Если только со звёзд свалятся. Да ведь в таком количестве, какое и необходимо для нашей жизни, оттуда никто не свалится. Вот нарожаешь детей от своего «милого Ва-Лери», выучим их, они и заменят всех бывших аристократов и кровавых мясников. Не задаром же милый Ва-Лери так напрягает своё драгоценное достояние? Детишки будут у тебя, Рамина, что надо!

– Отстань! Сам напрягай своё достояние. Пусть тебе твоя злюка и рожает умников для будущего, – отмахнулась Рамина. Сирт был ей племянником, и она его не боялась.

В машине Ландыш сидела на переднем сидении рядом с местом водителя. Вёл машину Руднэй. На заднем сидении ехала Рамина и Сирт. Сирт спал, навалившись на Рамину, а та временами ругалась, что он её задавил своим весом. Сирт пробуждался и ругался уже на Рамину, что она не даёт ему досмотреть любопытный сон.

Ландыш смотрела тайком на профиль Руднэя, на сосредоточенные только на управлении машиной и на дороге глаза, на молодые и сильные руки, представляя себе крамольное. Эти руки, как они смело ласкают её… И убеждение, что всё вернулось, что всё повторится, лишало её разума, понимания, где она, с кем она. Она судорожно сжимала колени, дрожала от наступившего вечернего холода, от неконтролируемой и безумной любви, вдруг вернувшейся к ней. И она опрокидывала это нахлынувшее, её переполнившее через все удерживающие края, безумное чувство на того, кто вовсе не был её мужем. А если? Не было никакого перемещения ни на какую Паралею, а они как были, так и остались в пределах своеволия непостижимой Ирис? Застряли в её материнской плате, включены в новую версию игры? А если он новая версия прежнего Радослава? Вон сколько у Кука сыновей, а ни один не продублировал своего отца ни в чём. Поскольку они же не клоны, чтобы быть подобием отца – биологического донора? У них, у каждого была своя мать. Человек черпает материал для своего построения из бездонного генетического котла обоих родителей, слившихся информационно, а там несчётное число всевозможных комбинаций, и повторение исключается. Если только отдельные черты, особенности внешности, ума и характера. А если она скажет ему откровенно: «Радослав, да будет тебе придуриваться! Ты же отлично знаешь, кто я». Но не скажет, поскольку он другой человек. И то, что он такой, тому может быть множество причин, связанных со спецификой чужой планетой, с природой его матери, и мало ли с чем ещё. Да ведь прочие трольцы подобны им, землянам, и не являются нисколько репликацией своих родителей. И Руднэй детально всё же иной, и только тоска самой Ландыш жаждет видеть его полным подобием своего отца. Для неё уже не было секретом, чей он сын. Кто ей о том сказал? Как будто никто, а знание этого факта пришло откуда-то. Старик? Он сказал? Или как-то иначе передал информацию? Сумбур длинного вечера, где и было совершено умышленное угощение её каким-то дурманом со стороны обаятельного Сирта, – всё это погружало её мышление в разлад, чувства в метущуюся сумятицу. И тогда вот кто его мать! Нэя! Та Нэя, чей алмаз лежит в кармашке рюкзака Владимира, а Ландыш он достался уже потом, уже после другой жены Радослава.

– А что если мы как были, так и остались на Ирис? – обратилась она к нему, воспользовавшись тишиной, воцарившейся в салоне машины, когда Сирт уснул, а Рамина последовала его примеру, поскольку тоже была перегружена впечатлениями, а встала очень рано. – Что ты думаешь по этому поводу? И наш милый домик в скучном зелёном пригороде сменил другой антураж, как бы Паралея, являющаяся тоже выдумкой? А при этом ты даже выгодно помолодел. И ты только разыгрываешь меня, играя в не узнавание? Если не хочешь быть Радославом, будь опять Вендом. Непривычно тебя так называть. Буду звать тебя новым именем Руд. Мой милый муж Руд…

Руднэй обернул к ней лицо, тараща глаза в очевидном испуге за её состояние. – Тебе нехорошо? Да ведь в «Ночной Лиане» давно уж нет настоящей «Мать Воды». Откуда же твоё изменённое сознание? Ты понимаешь, где ты? Кто рядом с тобою? – Он затормозил машину и остановился на полностью пустынной лесной дороге, ведущей в сторону города ЦЭССЭИ. Позади что-то забормотал Сирт, очнулась Рамина, – Что? Уже приехали?

Ландыш плакала. Реальность упорно не хотела превращаться в желанную сказку. Он обнял её несколько неловко, неумело целуя в ухо и трогая языком её универсальный переводчик, приняв его за родинку на мочке уха.

– Хватит лизаться! – сказала Рамина с заднего сидения. – Поехали домой! Мне завтра на производство в отличие от вас бездельников. И где только вы работаете? А что, Лана, у вас на полях вольный режим работы? Когда пришёл, тогда и ладно? Может, и мне туда перебраться? Буду работать на чистом воздухе, под чистым небом или дождём, в жару и в сырость, зато без этой жуткой дисциплины. Как же я ненавижу дисциплину! Разве женщина – солдат, чтобы жить по расписанию? Я решила, буду рожать каждый год, как другие, и растить детишек.

– Для этого тебе надо найти мужа, – отозвался Сирт.

– Вот ты и найди мне мужа. Из числа своих учёных собратьев. Чтобы я не погрязла окончательно в чернорабочей трясине.

– А твой милый Ва-Лери с его способностью совокупляться по три раза за ночь, а утром повторить всё по новой? Он не подходит для такой цели? – подковырнул её Сирт. Ландыш и Руднэй сидели в позе двух окаменевших голубков, подобных тем, коими украшают комоды всякие бабушки. Такая мысль возникла у самой Ландыш, начитанной сверх меры в последнее время. А как выглядело объективно, то есть со стороны, она не знала. Но ей не хотелось выходить из такого вот состояния сладостного тёплого окаменения, поскольку она успела согреться в его объятиях.

– Надо было с Инары стащить её накидку, – сказал Руднэй, – ты совсем замёрзла, а мне нечем тебя согреть.

– Ты меня уже согрел, – сказала она.

– И я! И